Посреди всего этого появилась Ракель, молча встала на пороге, сминая в руках подол ночной рубашки. Сесилия повела её обратно в спальню и что-то тихо и спокойно ей там говорила, но из-за стенки долетал звонкий детский голос: «Но я хочу побыть с Густавом».

Густав не мигая смотрел перед собой.

24

– Некоторые подтвердили, что будут, но не отмечены, – сказала Патрисия, глядя в список гостей на клипборде. Она озирала помещение с самоуверенностью любительницы телесериалов о женщинах, делающих карьеру на Манхэттене. Стук её каблуков слышали все, включая Мартина. Спина прямая, кажется, что-то ещё нужно было сделать, но все незначительные мелкие поручения, увы, выполнены. Безупречный порядок. Полчаса до начала.

– Хорошо, – произнёс Мартин, когда до него дошёл смысл её слов. – Что это может значить?

– Они не прислали подтверждение по электронной почте. Там была чёткая инструкция, что нужно прислать мейл.

– Ракель ничего не прислала, – сказал Мартин. Честно говоря, он сомневался, что дочь вообще появится. Последний раз он общался с ней пару недель назад, когда она заходила в издательство за теми книгами. А с романом надо срочно что-то решать. Он несколько дней не открывал мейл от Ульрики Аккерманн, а открыв, полчаса формулировал три строчки ответа на заранее известный вопрос, нужно было, с одной стороны, извиниться и сказать, что роман им понравился, а с другой – ничего не пообещать. Голос Патрисии извлёк его из размышлений.

– Нет, она прислала. Ракель и ещё двое.

– А Густав?

– Беккер Густав… тоже есть.

– Что?

– А что такое? У вас другие сведения?

– Нет, нет… Я достаточно презентабельно выгляжу?

– Вы выглядите очень стильно.

Подошёл Пер, подёргал свой галстук и спросил:

– Он нормальный? А то я сто лет не носил галстук.

– На мой неподготовленный взгляд, хорошо. Задай контрольный вопрос Элису, когда он появится. Мне он помогал выбрать.

– Элису?

– Да, он теперь одевается как студент Кембриджа образца 1955-го.

– Он же был любителем этого их странного хип-хопа? Кепка с прямым козырьком, мешковатые штаны.

– Ты не следишь за трендами.

В последние дни Мартин жалел, что всё это затеял. Сейчас он смотрел на суетящихся барменов, на джазовых музыкантов, занятых установкой тарелок и тихо тестирующих микрофон, на Пера в дорогущем пиджаке, который всё равно слегка морщился в плечах, – и праздник казался ему претенциозным и избыточным. Что им, собственно, отмечать? То, что им случайно повезло? Что они не обанкротились? Что делали своё дело? Да, по всей вероятности, они достигли пика, на который может рассчитывать издательство, ориентированное на интеллектуальную узкоспециализированную, но качественную литературу. Но значит ли это, что теперь всё пойдёт на спад? Да, вас удивит, если в топ-20 самых продаваемых книг попадут два по-настоящему хороших писателя, но вы и бровью не поведёте, обнаружив там же четыре книги, рассказывающие о странной диете, которая позволяет есть всё, что испокон веков считалось вредным, но предостерегает от опасного для здоровья картофеля.

– Что, если никто не придёт? – сказал он прямо.

– В этом случае, – заявил Пер, поправляя запонки, у нас будет пятьдесят бутылок шампанского и практически неограниченное количество вина, чтобы напиться и утешиться.

Именно это опасение оказалось напрасным. В половине восьмого Мартин уже волновался, как бы вегетарианцы не начали жаловаться, что остался только цыплёнок, или что его сын напьётся и опозорится; Элис пил вино с такой скоростью, как будто ждал появления полицейского патруля, который отнимет у него бутылку. Людей было много. У барной стойки Уффе из Валанда разговаривал с их дизайнером, и тот выглядел озабоченным. Материализовались Виви и Шандор (с усами Заппы), оба искали Сиссель, которая не выносит толпу и поэтому приняла двойную дозу успокоительного. Они предполагали, что она уже отключилась в каком-нибудь углу. Мартин посоветовал спросить у Патрисии, хотя Патрисия запросто может выставить любого, чьё поведение посчитает недопустимым на вечеринке приличного издательства. Виви и Шандор скрылись в толпе, но тут подошла Йенни Халлинг, старая знакомая Мартина из гимназии, чтобы пожать руку и сказать, что ему действительно есть отчего задирать нос. Она не изменилась, стрижка паж, огромные чёрные очки; она работала директором кинофестиваля. Йоханнес Аниуру [203] в углу обсуждал что-то с людьми из «Глэнта» [204]. УКОН [205] ел орешки. Почему-то присутствовал даже Свен Волльтер, хотя Мартин не помнил, чтобы тот был в списке гостей. Он что-то оживлённо обсуждал с одним из молодых авторов. Был Макс Шрайбер (надо не забыть поговорить с ним о переводе) в компании старых сотрудников кафедры истории идей. У стены кудахтали его мать Биргитта и тётя Мод, похожие на двух тётушек, которые случайно забрели не по адресу. Приехала даже сестра Мартина Кикки, хоть и утверждала, что её точно не отпустят; она уже несколько лет работала медсестрой где-то в норвежской глуши. Но, видимо, ей всё же удалось договориться, и вот она здесь, с короткой стрижкой и морским загаром, грызёт солёные палочки и рассматривает деятелей культуры, как рассматривают стаю пингвинов в загоне, когда больше глядеть не на что. Если Кикки что-нибудь и читала, то это были книги о пользе бега босиком или о правильном питании, но даже они, скорее всего, казались ей пустой тратой времени. Мартин знал, что её конёк – скорая помощь, кровавые ДТП, разбившиеся альпинисты, роды в экстремальных условиях. Видимо, это близкое знакомство со смертью и стало защитным футляром для всего её существования.

Надо бы подойти и поговорить с родственниками, но, к счастью, Мартин увидел, что к ним приближается Элис. С лица тётушки Мод тут же исчезло подозрительное выражение. Элис всегда был её любимчиком.

Мартин уже собрался продолжить своё приветственное турне, когда почувствовал легчайшее прикосновение к локтю.

– Поздравляю, – произнесла Мария Мальм, поэтесса со званого ужина. – Двадцать пять. Это немало…

– Спасибо. Ну да. Довольно страшно, если задуматься.

Он мог бы в ответ прикоснуться к её волосам, убрать со лба тонкую прядь. Он крепко держал бокал.

– А у меня не получилось двадцать пять лет заниматься чем-то одним, – сказала она.

– Время проступает, когда вырастают дети. Вы представляете: раз, и вдруг оказывается, что они живут рядом с тобой столько же лет, сколько было тебе, когда они родились.

– Да, это так… – Она сменила тему, спросив об издательстве, как они начинали, почему решили заняться именно этим. Мартин завёл свою привычную речь: им обоим очень хотелось издавать литературу, которой, как им казалось, не хватает, они были