Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стэнли улыбается, всем своим видом показывая, что оценил шутку:
– Ну что за вопрос, мистер Бланшфлауэр! Вы же знаете, это отель «Челси».
Супруги грустно переглядываются и уходят вниз по лестнице. Как только они скрываются из виду, Стэнли вставляет ключ в замок.
– Я войду первым, – заявляет Левон.
Что-то в его тоне заставляет Эльф возразить:
– Нет, погоди.
Ей страшно, но она входит первой:
– Джаспер?
Ответа нет.
Ванная комната пуста. И ванна тоже. «Слава богу». Зеркало заклеено газетами. «А вот это плохо».
– Чего это он? – спрашивает Стэнли.
– Не любит отражений, – говорит Эльф и, напрягшись, заглядывает в спальню.
Джаспера нет: ни на кровати, ни рядом с кроватью – вообще нигде.
– Великолепные наволочки, – говорит Стэнли. – Я их купил на греческом рынке в Бруклине.
Эльф раздергивает шторы, откатывает балконную дверь. На балконе никого. Внизу на улице все в порядке.
– Ну, я же говорил, – вздыхает Стэнли. – Он ушел прогуляться. Чудесное нью-йоркское утро. Скоро вернется, вот увидите.
– По вагонам, по вагонам! Добро пожаловать в «Локомотив» на девяносто семь целых и восемь десятых мегагерц. Вы слушаете шоу Бэта Сегундо «Все лучшее допоздна». Время пять минут четвертого, и только что прозвучал «Откати камень», новый сингл моих старых английских друзей, группы «Утопия-авеню». Три четверти группы отправились со мной в путешествие на Бэт-поезде, чтобы рассказать о своем потрясающем новом альбоме «Зачатки жизни». Но сначала попросим их представиться…
Бэт кивает Эльф.
– Привет, Нью-Йорк, – говорит Эльф в свой микрофон. – Меня зовут Эльф Холлоуэй. В группе я клавишник и вокалистка, и… – «…До ужаса волнуюсь о нашем пропавшем гитаристе». – Мы с Бэтом знакомы еще с тех времен, когда он был диск-жокеем в Англии. Между прочим, именно он первым запустил наши песни в эфир. Но довольно обо мне. Пусть лучше Дин расскажет о себе. – Эльф мысленно кривится: «Вот ведь как по-идиотски выразилась…»
– Добрый день. Я – Дин Мосс, басист, вокалист и автор песен. Только что прозвучала одна из них. Надеюсь, вам понравилось. И вообще, Бэт Сегундо – клевый чувак! Грифф, что скажешь?
– Я – Грифф, простой барабанщик. А для тех, кому интересно, как я выгляжу, представьте, что Пола Ньюмена скрестили с Роком Хадсоном.
– К сожалению, к нам не смог присоединиться четвертый утопиец, Якоб де… простите, я случайно оговорился, конечно же Джаспер… Джаспер де Зут, гитарист, но сегодня он обязательно будет в «Гепардо» на Пятьдесят третьей улице, где ровно в девять вечера начнется концерт «Утопия-авеню». Если поторопитесь, то еще сможете купить билеты. Их осталось очень мало.
«Мы все надеемся, что он там будет», – думает Эльф.
– А скажите-ка нам, Эльф, Дин, Грифф, – говорит Бэт, – какое впечатление сложилось у вас, жителей одного великого города, о другом великом городе? Если можно, одним словом.
– Сэндвичи, – говорит Грифф. – В Англии сэндвичи только с ветчиной, или с яйцом, или с сыром. А здесь огромный выбор: и разный хлеб, и мясо, и колбасы, сыры, соленья, соусы и приправы. Я зашел в закусочную и не знал, с чего начать. Пришлось ткнуть пальцем в чей-то заказ и сказать: «Мне то же самое».
– А для меня Нью-Йорк – это слово «больше», – говорит Дин. – Здесь больше домов, больше высоты, больше шума, больше нищих, больше музыки, больше неона, больше рас и народностей. Больше суматохи, больше суеты, больше счастливчиков, больше неудачников. Больше больше…
– Больше психиатров, – подхватывает Бэт. – Больше крыс. Эльф, а что ты скажешь?
– Я не смогу описать Нью-Йорк одним словом, – говорит Эльф, – только предложением. «Не лезь в мои дела, а я не буду лезть в твои». А Лондон: «Ты кем себя возомнил?»
– Ох, я бы с удовольствием целыми днями описывал города, – говорит диджей, – но давайте все-таки поговорим о музыке. Во-первых, поздравляю. Ваш сингл «Откати камень» на этой неделе вошел в верхнюю тридцатку. Дин, ты сочинил эту песню в очень трудных обстоятельствах, верно?
– Да, Бэт. Итальянские полицейские подкинули мне наркотики и неделю продержали в тюрьме. Там я и написал «Откати камень». Кстати сказать, с меня сняли все обвинения.
– Продажные полицейские? – притворно удивляется Бэт. – У нас в Нью-Йорке таких нет. И слава богу, что справедливость восторжествовала, потому что «Зачатки жизни», альбом, записанный после того, как тебя выпустили на свободу, – это просто какая-то сверхновая. Мне очень понравился ваш дебютный альбом, «Рай – это дорога в Рай», но «Зачатки жизни» – качественно новая ступень в вашем творчестве. Ваше исполнение стало увереннее, звуковая палитра расширилась. В «Здравом уме» звучит клавесин, в «Крючке» – струнные инструменты, в «Явились не запылились» – ситар… И тексты стали интереснее. Я просто обязан спросить, что за волшебное зелье вы добавляете себе в хлопья для завтрака?
– Big Brother and The Holding Company, – заявляет Грифф.
– «Odessey and Oracle», альбом The Zombies, – говорит Эльф.
– «Music from Big Pink», альбом The Band, – говорит Дин. – Вот как услышишь такое, так сразу и думаешь: черт, нам нельзя расслабляться.
– Наш приятель Ино придумал понятие «сцений» – гений сцены, а не гений места, – говорит Эльф. – Да, творческие личности создают искусство, но их самих подпитывает некая культурная сцена или система: продавцы, покупатели, материалы, покровители, технологические новшества, места, где можно встречаться и обмениваться идеями и мнениями. Этот сцений проявился и во Флоренции в эпоху Медичи, и в золотой век голландской живописи, и в Нью-Йорке двадцатых годов, и в Голливуде. Сейчас он объемлет Лондон и особенно Сохо. Там есть клубы и концертные залы, студии с многоканальным звукозаписывающим оборудованием, радиостанции, музыкальные журналы, кафе, где встречаются сессионные музыканты… И даже честные менеджеры.
Левон, за стеклянной перегородкой, посылает Эльф воздушный поцелуй.
– Да, мы записали наш новый альбом, – продолжает она, – но он возник с помощью сцения.
– И это был самый заумный ответ из всех, что когда-либо звучали в передаче «Локомотив» на частоте девяносто семь целых и восемь десятых, – говорит Бэт. – Однако же, создавая песни для альбома «Зачатки жизни», вы черпали вдохновение не в сцении, а из вашего собственного жизненного опыта. Из очень личных эмоций, чувств и впечатлений.
Дин с Эльф переглядываются.
– Да, – говорит Дин, – год у нас у всех выдался суматошный. Особенно в личной жизни. И это не могло не отразиться в наших песнях.
– Публично признаваться в своих чувствах и страхах – не самое приятное и не самое легкое занятие, – говорит Эльф. – Но если в песне нет искренности, если автор сам не верит своим словам, то она звучит фальшиво. Как сэндвич из клея и картона: с виду аппетитный, а на вкус гадость. Ни я, ни Дин, ни Джаспер не умеем писать неискренне.