Я почти каждый день смотрел программу «Время». Она уже началась, поэтому поспешил включить телевизор. Сначала шла ерунда вроде событий в Африке, потом рассказали об очередном чёрном бунте в США. В моей реальности после шестьдесят девятого года масштабных волнений темнокожего населения не происходило вплоть до девяносто второго года, сейчас почему-то было иначе. В конце передачи показали нашу орбитальную станцию, на которой работали двенадцать человек. Шесть из них занимались наукой, остальная шестёрка обеспечивала функционирование систем станции и работу установок, производивших монокристаллы полупроводников. Ежемесячно около ста килограммов кристаллов забирались кораблём, доставляющим на станцию всё необходимое. К сожалению, наша промышленность ещё не могла потребить всю продукцию, поэтому излишки у нас скупали немцы и французы. Выручка от этих продаж покрывала значительную часть расходов на эксплуатацию станции. Потом показали выступление Фиделя Кастро по поводу подписания нового договора о поставках на Кубу нефтепродуктов. Об этом я уже читал в газете, поэтому не стал слушать и выключил телевизор. Как выяснилось, зря.

– Ты уже выключил? – спросила жена. – Включи, пожалуйста. Забыла сказать, что с сегодняшнего дня после новостей будут показывать «Семнадцать мгновений весны».

– Ты же уже видела два раза, – удивился я. – Неужели будешь смотреть ещё?

– Если не собираешься спать, я немного посмотрю. Очень уж хороший фильм.

Фильм, действительно, получился просто прелесть. Качественная цветная плёнка, отсутствие необходимости экономить на многом и проработанный сценарий, позволивший Лиозновой работать без спешки – всё это сделало его лучше того, который был в моё время. Фильм купили десятки стран. Его показали все ведущие страны Запада, кроме Соединенных Штатов, но американцы редко покупали чужие фильмы, и наших среди них не было.

Следующие полгода я видел Машерова только по телевизору. Не думаю, что он обиделся, просто было не до меня. В партию я вступил, но к работе так и не привлекли. На последней странице газеты «Правда» по-прежнему публиковали краткие сообщения о результатах действия его комиссии. Сейчас они взялись за Прибалтику. Пока было тихо.

Четвёртого августа, на полгода раньше, чем это было в моей реальности, начался двадцать пятый съезд КПСС. Запомнился он двумя событиями: подтверждением курса Политбюро на очищение партийных рядов и одобрением планов правительства увеличивать заработную плату всем категориям трудящихся на десять процентов в год в течение следующей пятилетки, начиная с января семьдесят шестого года. О расширении ЦК, слава богу, не говорили. Увеличение зарплат было необходимостью. Магазины завалили товарами, а спрос был невелик. Не потому, что производили ненужное, у людей просто не хватало денег. Накопленные резервы позволяли поднимать доходы более высокими темпами, но решили ограничиться принятым. Результатов расследования гибели Суслова так и не опубликовали. Я думал, что Семичастного заменят, но ему удалось удержаться. Через три месяца после покушения на Суслова США ни с того ни с сего сняли часть торговых санкций. Наверное, западный след в этом преступлении превратился в натоптанную американскую тропинку, и отмена санкций была платой за молчание.

Этим летом мы не уезжали из Москвы, только два-три раза в неделю вызывали машину и гуляли по одному из московских парков. Сегодня тоже собрались на такую прогулку. Мы стояли у подъезда и ждали машину, когда ко мне подошёл высокий симпатичный мужчина.

– Здравствуйте, – поздоровался он. – Позвольте представиться. Я второй секретарь американского посольства Бальдер Роуз. Меня просили передать вам письмо посла.

С этими словами он вручил небольшой конверт из плотной бумаги.

– И что в нём? – спросил я.

– Приглашение посетить посольство в любое удобное для вас время, – ответил он. – Господин Уолтер Стессел является большим поклонником вашего таланта и хочет познакомиться с вами и вашей очаровательной женой. К сожалению, мы уже отпраздновали День Независимости, но вы можете стать почётными гостями Спасо-Хаус и без такого повода. Подумайте и позвоните, в письме есть номер телефона.

Он попрощался и ушёл, а через несколько минут подъехала машина.

– Едем в парк? – спросила Люся.

– Конечно, – ответил я. – Не вижу причин откладывать поездку. Садись в салон.

Дочь не умела толком ходить, но на ножках стояла, особенно когда при этом можно было за что-то держаться. Вот и сейчас, пока я разговаривал с американцем, она стояла на асфальте, ухватившись за мою ногу. Увидев машину, малышка радостно заулыбалась и потянула ко мне руки, едва не бухнувшись на попу. Машина – это катание и прогулка в парке – целое море удовольствия. Я подхватил Машку на руки и следом за женой устроился на заднем сидении. Последнее время шофёры у нас часто менялись, и сегодня тоже был новый. Следуя инструкции, он показал удостоверение и спросил, куда везти.

– Поедем в парк Горького, – решил я. – Поездка примерно на час.

– Тебя раскусили? – спросила жена, когда мы с ней, взяв дочь за руки, медленно шли по одной из аллей, приноравливаясь к заплетающимся шажкам малышки.

– Вычислить меня не могли, – ответил я. – Раз действуют в открытую, значит, заложил кто-то из тех, кто знал точно. И сходить придётся. Вопрос в том, что можно говорить, а чего нельзя, и о чём с ними договариваться. Но об этом уже нужно говорить с Брежневым и Семичастным. Сегодня вечером позвоним Леониду Ильичу. Эти вопросы будут решаться не мной и не в один день. Если не найдём общего языка с американцами, придётся полностью менять жизнь.

– Ты так спокойно об этом говоришь…

– Я был уверен в том, что это рано или поздно случится. Хотелось бы попозже, но это от нас не зависит.

Когда я вечером со второй попытки дозвонился до Брежнева и коротко доложил о произошедшем, он сразу выслал за нами машину. Как обычно, женская часть его семьи развлекалась с дочерью, а мы прошли в кабинет.

– Расскажи подробно, – приказал он. – Всё, что случилось, и свои соображения.

Я описал сцену вручения письма и отдал ему вскрытый конверт.

– Наверняка сдал кто-то из тех, кто обо мне знал, иначе они не действовали бы так прямолинейно. Я не собираюсь прятаться всю жизнь, поэтому нужно сходить. Кричать, что это не я, тоже глупо. Вопрос в том, что можно сказать и чего от них добиваться. Моя ценность для американцев заключается в знании технологий, до которых они додумаются через десятки лет. Ну и природные катастрофы, остальное становится всё более недостоверным. Естественно, что я не собираюсь передавать технические знания, об этом пусть договариваются с вами. Можно сообщить о катастрофах в самих Штатах и рассказать, до какой они докатились жизни и почему. Это и для нас может быть полезно.