– Ты слышишь меня? – орал молодой Дуглас. – Мы чуть не победили!

Томас повернулся и зашагал к выходу.

– Эй, ты куда? – крикнул ему вслед Робби.

– На юг, – ответил Томас.

Он понимал, отчего шотландец так бесится. Гонцы, несущие вести о сражении, не могли удержаться от того, чтобы приукрасить историю битвы, когда их принимали в замке или монастыре, и в их изложении кровавая сеча представлялась легкой победой. Тому, что это задевало Робби, удивляться не приходилось, но в данном случае Томас к нему сочувствия не испытывал. Он обернулся и, указав на шотландца пальцем, сказал:

– Тебе следовало остаться дома.

Робби возмущенно сплюнул, потом спохватился, сообразив, что привлекает внимание посторонних. Он догнал Томаса и заговорил опять, хоть с неменьшим пылом, но несколько потише:

– Можно подумать, будто вы от нас не драпали. – Робби улыбнулся, отчего его юное лицо приобрело еще большее очарование. – Прости, я не хотел так громко орать. Просто разозлился.

– Я тоже, – сказал Томас.

Однако гнев Хуктона был обращен на себя, он был смешан с чувством вины и скорбью, которые не ослабевали по мере того, как всадники удалялись на юг. Они отправлялись в путь по утрам, по тяжелой от росы траве, тащились сквозь пелену осенних туманов, скрючивались под хлещущим дождем, и почти все это время Томас не переставая думал об Элеоноре. Лорд Аутуэйт пообещал, что похоронит ее и закажет заупокойную мессу, но Томасу порой хотелось разделить с ней могилу.

– А почему де Тайллебур преследует тебя? – спросил Робби позже, когда они уже ехали, удаляясь от Йорка.

Они говорили по-английски, поскольку молодой шотландец, хоть и происходил из знатного рода Дугласов, французским языком не владел.

Некоторое время Томас хранил молчание, но когда Робби уже подумал, что спутник вообще ему не ответит, насмешливо фыркнул:

– Да потому, что этот подонок думает, будто мой отец владел Граалем.

– Граалем? – Робби перекрестился. – А я слышал, что чаша в Шотландии.

– В Шотландии? – удивился Томас. – Мне доводилось слышать, будто на это претендует Генуя, но Шотландия?

– А чем мы хуже Генуи? – ощетинился Дуглас, но потом смягчился. – Впрочем, мне доводилось слышать и о том, будто Грааль в Испании.

– В Испании?

– А если Грааль есть в Испании, – продолжал Робби, – то уж у французов-то он точно должен иметься. И у португальцев тоже, уж эти своего не упустят! – Он пожал плечами и снова посмотрел на Томаса. – Выходит, у твоего отца был еще один?

Томас не знал, что и ответить. Его отец был человеком необычным, ярким, терзаемым страстями. Он был великим грешником и при всем этом вполне мог быть и святым. Отец Ральф смеялся над широко распространенными предрассудками. Он потешался над свиными костями, которые продавцы индульгенций выдавали за святые мощи, но сам при этом повесил в церкви почерневшее, погнутое копье и уверял всех, что это подлинное копье самого святого Георгия. Отец Ральф ни разу ни словечком не обмолвился Томасу о Граале, но после его смерти сын узнал, что история их семьи переплетена с историей Грааля самым тесным образом. Пожалуй, лучше будет сказать Робби правду.

– Я не знаю, – признался он, – я и сам не знаю.

Робби поднырнул под низкую ветку, перегораживавшую дорогу.

– Но ты думаешь, что это и есть настоящий Грааль?

– Если только настоящий Грааль вообще существует, – ответил Томас и снова, невесть в какой раз, задумался.

Наверное, эта святыня все-таки могла существовать, хотя он предпочел бы иное. Однако ему поручено это выяснить, а потому Томас постарается разыскать единственного друга отца, чтобы спросить этого человека о Граале. Ну а когда все прояснится окончательно, он вернется во Францию и присоединится к лучникам Скита. Сам Уилл Скит, его бывший командир и друг, застрял в Кане, и Томас не имел никаких сведений о том, жив ли Уилл, а если жив, то может ли он говорить, соображать или даже ходить. Но все это можно выяснить, послав письмо мессиру Гийому д’Эвеку, отцу Элеоноры. И если англичане отпустят нескольких пленников, мелких французских дворян, Уиллу в обмен обеспечат безопасный проезд. Занявшись своим делом, Томас мог рассчитывать раздобыть денег, вернуть лорду Аутуэйту долг и найти утешение в битвах с врагами короля. А может быть, проклятый де Тайллебур явится, чтобы убить его, и уж тогда Томас прикончит мерзавца, как крысу. Что же до Робби, то шотландец ему нравился, однако навязывать ему свою компанию Хуктон не собирался.

Ну а сам Робби рассуждал так: де Тайллебур будет охотиться за Томасом и потому ему нужно держаться рядом с лучником, который будет служить для доминиканца наживкой. У молодого Дугласа не было другой цели, кроме мести за брата, но эту месть он считал своим священным долгом.

– У нас, Дугласов, так заведено, – сказал он Томасу. – Пусть только тронут кого из наших, и мы вражину в клочья порвем. Кожу с него сдерем, с живого. Это кровная месть, понимаешь?

– Даже если убийца священник?

– Это либо он, либо его слуга, – отозвался Робби, – но ведь слуга делает, что ему прикажут. За слугу в ответе хозяин, так что священник виноват в любом случае. А значит, я перережу его поганую глотку.

Некоторое время он ехал молча, но вдруг ухмыльнулся:

– А если потом за убийство святоши я попаду в ад, то в одиночестве мне скучать не придется. Там уйма Дугласов, самая подходящая компания для дьявола.

Он рассмеялся.

Путь до Лондона занял десять дней, и когда они наконец оказались там, то Робби изо всех сил пытался сделать вид, будто город не произвел на него ни малейшего впечатления, как будто в Шотландии таких городов хоть пруд пруди, но его хватило ненадолго. Очень скоро Дуглас, разинув рот, таращился на огромные здания, улицы, полные народа, и плотные рыночные ряды. Деньги лорда Аутуэйта позволили молодым людям найти приют в таверне под городскими стенами, рядом со Скитфилдским лугом, на котором разбили свои палатки более трех сотен торговцев.

– И это даже не в рыночный день? – воскликнул Робби, а потом ухватил Томаса за рукав. – Погляди!

Какой-то малый жонглировал в воздухе сразу дюжиной шариков. Сам по себе такой трюк можно было увидеть на любой ярмарке, в любой стране. Только вот этот жонглер стоял, как на ходулях, на двух мечах, опираясь босыми ступнями на их острия.

– Как он это делает? – спросил Робби. – Ой, а сюда посмотри!

Танцующий медведь кружился под мелодию флейты, как раз под виселицей, на которой болталось два тела. Это было место, куда привозили преступников, чтобы быстро спровадить их в ад. Оба закованных в цепи трупа уже прогнили до костей, а трупный смрад смешивался с запахом дыма и вонью испражнений домашнего скота, которым торговали на лугу, расстилавшемся между городской стеной и приоратом Святого Варфоломея. Посетив эту обитель, лучник первым делом заказал священнику поминальные службы по Элеоноре и отцу Хоббу.