они вполне могут оказать ее, – предположил Саруджа.

– В таком случае и я обращусь к ним с подобной же просьбой, – сказал Мехмед. – Пошлите к сербам и валахам моих гонцов, с требованием к началу весны направить в Эдирне по десять тысяч воинов со своим снаряжением и провиантом. Не скрывайте, что эти силы нужны для взятия Константинополя. Тогда и посмотрим, кому они служат на самом деле.

– Есть еще Фома и Димитрий – братья императора Константина, – напомнил Заганос. – Они сейчас в Морее и готовят войска для того, чтобы в случае нужды прийти на помощи осажденной столице. Кроме них, на послание ромеев откликнулся грузинский царь и трапезундзский император – с Палеологами их связывают родственные узы.

– Грузия и Трапезунд – слишком слабы и не представляют реальной угрозы, – отмахнулся султан. – А что касается братьев императора…

Мехмед почесал бородку и оглядел присутствующих. Вскоре его взгляд упал на Турахан-бея – убеленного сединами османского полководца, ветерана многих битв.

– Турахан! – обратился к нему падишах, подзывая к себе. – Ты ведь лучше других знаешь Пелопоннес.

– Это так, – поклонился старик.

– В таком случае именно тебе я поручаю возглавить нападение на Морею. Возьми под свое командование румелийское войско и как можно скорее ударь по братьям императора. Димитрий и Фома не должны покидать полуостров до тех пор, пока я не разделаюсь с Константинополем!

– Позвольте мне взять в этот поход своих сыновей, – попросил Турахан. – Самый старший из них – Ахмед поведет авангард моего войска.

– Я наслышан о его храбрости, – кивнул Мехмед. – Пусть идет с тобой!

Обрадованный полководец припал к трону, целуя край султанского халата и благодаря за оказанную честь.

Когда Турахан удалился, Мехмед бросил взгляд на разостланную перед ним карту, где были изображены европейские провинции Османской империи и сопредельные государства.

– Среди всех моих врагов, в изобилии обитающих на Востоке и на Западе, пока есть только один, способный помешать мне овладеть Константинополем, – задумчиво промолвил султан. – Это Янош Хуньяди.

Услышав ненавистное имя, визири сжали кулаки, а Шехабеддин от злости заскрипел зубами.

– Осмелюсь напомнить, – поспешил разрядить обстановку Халиль, – что между нами и венграми заключено перемирие на три года.

– Это перемирие ничего не значит для Хуньяди! – горячо вмешался Шехабеддин. – Ведь всего несколько лет назад он с легкостью нарушил взятые на себя обязательства.

– Я это отлично помню, – глаза Мехмеда сузились и опасно заблестели, – когда мы двинемся на город, крайне нежелательно оставлять такого опасного противника за спиной.

– Но для похода против венгров у нас не хватит сил! – тут же запротестовал Халиль.

Султан бросил на него равнодушный взгляд.

– Зачем воевать с тысячами, когда можно расправиться только с одним?

Слова падишаха повисли в воздухе, внося смятение в души визирей.

– Убийство? – тихо спросил Халиль, нервно перебирая складки своего халата. – Вы это хотите сказать, государь?

Мехмед молчал. Он не считал нужным пояснять сказанное им ранее. Визири тоже не произносили ни слова, в надежде, что государь поделится с ними своими планами. Наконец Саруджа нашел себе силы возразить повелителю:

– Слишком многие покушались на жизнь Яноша Хуньяди, но он всегда оказывался проворнее своих убийц. Кроме того, говорят, что в последнее время он стал слишком подозрителен и появляется на людях только в сопровождении своих вооруженных до зубов мадьяр.

Мехмед внимательно слушал сановника, но лицо его оставалось непроницаемым.

– Не вечно же он ходит с охраной! – воскликнул Заганос, стараясь угодить султану.

– Нет, – признал Саруджа. – Но даже в этом случае Хуньяди подпускает к себе лишь тех, в чьей верности не сомневается…

– И у нас есть такой человек! – громко произнес Мехмед, указывая перстом в мою сторону. Остальные визири также посмотрели на меня.

От неожиданности я потерял дар речи и лишь в недоумении смотрел на султана.

Визири, похоже, не менее меня были удивлены подобным выбором.

– Можно ли ему доверять? – усомнился Заганос. – Ведь он даже не мусульманин.

– Этот гяур непременно перейдет на сторону Хуньяди, если мы его отпустим, – добавил Шехабеддин, с ненавистью глядя на меня.

Мехмед спокойно выслушал слова своих советников и промолвил:

– На этот счет не нужно беспокоиться. Константин действительно не принял ислам, однако он выполнит наше поручение в точности.

– Ваша вера в этого человека велика, – начал было Халиль, – но что если…

– Не будет никаких «если»! – Мехмед резко оборвал великого визиря и вскочил с трона. – Константин сделает все, что нужно.

Он посмотрел на меня с загадочной и неприятной улыбкой на губах:

– Ведь от этого зависит не только его жизнь.

* * *

Что именно имел в виду султан, я понял только вечером, когда, вернувшись в свои покои, не застал там Ариану. Девушка исчезла бесследно. Напрасно я терпеливо ждал ее возвращения и приставал с расспросами к служителям дворца – никто не мог или не желал помогать мне. С горечью осознавая, что за этим стоит Мехмед, я отправился к нему за разъяснениями.

Несмотря на поздний час, султан принял меня незамедлительно.

– Я знаю, что привело тебя, – сказал он, едва я переступил порог. – Ариана находится в надежном месте и вместе со мной ожидает, когда ты исполнишь свой долг.

Эти слова привели меня в ярость.

– Что это за игра! – нетерпеливо воскликнул я. – О каком долге ты говоришь?

Мехмед со скучающим видом покачал головой.

– Не прикидывайся, что не понял моих слов. Твоя задача – уничтожить злейшего врага нашей империи: регента венгерского королевства Яноша Хуньяди.

– Почему ты решил, что я соглашусь на это?

– А разве у тебя есть иной выход? – пожал плечами султан.

– Смерть, – быстро ответил я.

– Умрешь ты – умрет и она, – спокойно промолвил Мехмед. – Однако я не желаю этого. Только один человек должен расстаться с жизнью и это будет Хуньяди!

В глазах Мехмеда я вновь увидел привычный блеск, говорящий о его крайнем возбуждении. Все это натолкнуло меня на неожиданную мысль.

– Как давно ты задумал это? – спросил я. – Не с самой ли нашей первой встречи.

Мехмед поднял на меня тяжелый взгляд, в котором ясно читался ответ.

– Это жестоко, повелитель, – сказал я после недолгого молчания. – Мне всегда казалось, что нас связывает дружба. Теперь я вижу, что ты лишь использовал меня, как и всех остальных.

Султан не сводил с меня глаз. Возможно, он желал что-то сказать, но оправдываться перед христианским рабом было ниже его достоинства. Я понимал это.

– Разреши мне сейчас уйти, – попросил я.

Мехмед прищурился, губы его задрожали, но вместо ожидаемых гневных слов и упреков он лишь промолвил:

– Мы еще вернемся к этому разговору. Ступай.

Я вышел в узкий коридор, связывающий покои султана