Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эфрин! – охотница торопливо отперла дверь.
Чароградская принцесса прибыла не одна, охотница с сомнением посмотрела на высокого черноволосого, черноглазого парня, стройную девушку рядом с ним и упитанного румяного парня за их спинами.
– Кто это? – с удивлением спросила Ильд.
– Да так, родственники.
– Чьи? – не поняла охотница.
– Мои! Давай, впускай уже, мы как гонца получили, мчались почти всю ночь.
– Ах да, извини. Скоро у меня соберется целый табор Хоговых родственников, – пробормотала она себе под нос.
Тьма окружала его, тьма была снаружи и внутри, и в ней было спасение. Все остальное приносило невыносимое мучение и боль невероятной утраты. Но мучиться осталось недолго, всего несколько часов. Пока не сядет солнце.
Маленькое теплое существо неподалеку было дружелюбным, оно даже защищало его, но и оно боялось. Слишком теплое и слишком маленькое. Он не вернет потерянного, даже если возьмет все его тепло себе.
В том странном месте, которое, как он помнил, называется дом, – оно стесняло, но позволяло оставаться во тьме, – были другие теплые существа. Одно из них приходило недавно. Но оно было неинтересно, почти.
Почти.
Но хоть капелька тепла…
Внутри что-то дико воспротивилось, закричало.
И существо ушло, испугавшись. Когда наступит ночь, он найдет его.
Ничего.
Он отвлекся и не заметил, что света в доме стало больше. Гораздо больше!
И тут он почувствовал ВРАГА! Не того маленького жалкого, что прятался от смерти в огне. А настоящего, с могучими крыльями, с беломраморными клыками и лезвиями сияющих рогов.
Он почти почувствовал, как эти клыки вцепляются в его горло, а острые рога находят сердце…
И тут во тьме возник свет.
Он закричал, забиваясь в тень. Но тут же понял, что свет очень маленький, всего лишь огонек свечи. Он не мог разогнать мрака по углам, лишь освещал лицо человека, который нес свечу. Мягкий овал лица, пушистую челку и…
Острые серые глаза.
Они царапнули его, всколыхнули тьму внутри, заставили ее трусливо сжаться, вывернуться наизнанку.
– Здравствуй, – сказал человек. И от его голоса тьма вокруг дрогнула.
– Ты кто? – в ужасе просил он.
– Мое имя Эфрин.
Имя разрушило маску, сняло заклятие серых глаз. Перед ним был всего лишь родич, и родич более слабый, чем он.
Эфрин приблизилась, как сосуд полный света и тепла.
Искушение оказалось слишком велико. Он прыгнул вперед, и тут же заскулил, отброшенный чужой магией, обожженный.
– Что это?
– Всего лишь семейное заклятие. Серебряное Зеркало. Ты тоже можешь так.
Он потряс обожженными кистями.
– Давай полечу.
– Нет, – он вновь забился в свой угол.
Девушка вздохнула.
– До чего же тяжело с нами, полукровками, – сказала она, садясь на пол напротив него. – Ни один нейтринг не поверил бы в то, что на него может повлиять магия кельдирков. Ни один кельдирк, за исключением совсем уж безумных, не мог обратить свою магию против нейтрингов и не погибнуть при этом. А что имеем мы? Эльфа, в жилах которого течет кровь нейтрингов, людей и кельдирков, который нашел сам себе занятие – придумать себе чары стихийных духов на свою голову, – Эфрин поставила подсвечник на пол. – И поверить в них настолько, что они подействовали на него. Чистокровный эльф, оказавшийся на твоем месте, давно бы уже поддался чарам. Человек… может, поддался бы, а может, просто не обратил внимания. На нейтринга заклятие в худшем случае не подействовало бы, или вернулось бы к тому, кто его наслал.
Эфрин говорила, глядя куда-то в сторону. В ее словах не было ни капли магии, только отчего они так забирают за живое?
– И вот ты сидишь тут как дурак, прячешься ото всех. Зачем?
Внутри закипела дикая ярость.
– Я тебе сейчас покажу зачем! – успеть быстрее, чем она успеет применить свое заклинание!
Не успел.
У него не было сил даже отползти в угол.
Горячая ладонь легла ему на загривок, заставив сжаться.
– А может, тебе поддаться заклинанию? Кельдирки счастливые существа. Им не надо ни о чем заботиться. Ты будешь свободен, как никогда не бывает свободен никто из смертных, – голос звучал теперь немного по-другому.
– А свет, ведь я никогда не смогу увидеть его, – собственный голос был тихим и жалким.
– Но ведь это такая малая потеря, по сравнению со свободой вечной тьмы.
Льярн закричал, забился. Страх и нежелание, ужас и тоска.
– Нет!!! Я не хочу вечной ночи!
Горячая рука переместилась ему на затылок, слегка вжав лицом в пол. И он увидел свет.
Эфрин убрала дрожащую руку с головы затихшего юноши. Пламя свечи разгорелось, осветив всю комнату. Девушка с усилием провела ладонью по лицу. Надо бы было встать и сказать ребятам внизу, что все в порядке, но сил не было. Дикое напряжение сменила ужасная усталость. Принцесса оперлась на дрожащие руки. Льярн лежал на полу, его лицо было измученным, но вполне нормальным, его не искажали странные тени, несуществующий ветер не теребил волосы и одежду. И никакой тьмы.
Радости не было, и никаких чувств тоже. Эфрин тихонько всхлипнула, а потом слезы хлынули ручьем.
Дверь резко распахнулась, в проеме возникла встревоженная физиономия Андера.
– Что?!
Охотник вошел в комнату, склонился над распростертым на полу эльфом.
– Жаль, что все так получилось. Неплохой парень был…
Тут Эфрин неожиданно хихикнула, а потом залилась тихим истерическим смехом.
Альв удивленно покосился на нее.
В коридоре послышался топот, и в комнату влетел Вигла. Мальчик бухнулся перед другом на колени. Барсик, прятавшийся под кроватью, тут же вылез и прижался к нему.
– Скоро он проснется? – деловито поинтересовался он у смеющейся принцессы.
Андер тяжело вздохнул.
– Видишь ли, Вигла…
Эфрин, наконец, кое-как пересилила себя.
– Не знаю, все-таки победить в себе чухой дух – дело утомительное. Отдохнет и проснется.
Альв выпрямился.
– Так он не…
– Нет, Андер. Если ты согласишься мне помочь, я бы, пожалуй, пересела с пола на что-нибудь более мягкое. Да и нашего друга не помешало бы уложить куда-нибудь на кровать.
Его не беспокоили теперь не потому, что опасались, а просто давали прийти в себя. Льярн в полном одиночестве лежал, уткнувшись лицом в подушку. На душе было тяжело. За себя было стыдно. Юноша шмыгнул носом, вспоминая слова Эфрин. Устроил себе и друзьям приключеньице. И все из-за собственной глупости. Если уж ничего не знаешь и не умеешь, сиди и молча ушами хлопай. Помимо покаяний, принцу было просто страшно. В комнате горело несколько десятков свечей, но ему казалось, что все вокруг по-прежнему скрывает стылый сумрак. И больше всего хотелось по-детски забиться в какую-нибудь норку, ничего и никого не видеть и не слышать.