Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В пять часов без четверти адмирал Гравина, корабль которого был арьергардным в строю в течение битвы и потерпел тяжкие потери, отступил к Кадису, приказав сигналом еще не сдавшимся кораблям подойти к нему. Пять других испанских кораблей и пять французских последовали за ним. Так как он удалялся, то последние два из могущих еще сопротивляться кораблей союзников спустили свои флаги.
Ночью 21-го числа эти одиннадцать кораблей стали на якорь у входа в Кадисскую гавань, в которую они не могли тогда войти, так как дул береговой ветер от юго-востока. В то же самое время британцы и их призы были снесены к берегу сильной зыбью, продолжавшейся в течение всей битвы; слабый ветер, дувший с моря, не позволил им выйти на простор. Положение их было чрезвычайно опасно. В полночь ветер сильно засвежел, но, к счастью, отошел к югу, откуда и дул шторм весь день 22-го числа. Корабли взяли курс на запад и отошли от берега с тринадцатью призами; остальные четыре стали на якорь близ мыса Трафальгар. В это утро «Бюсантор», бывший флагманский корабль Вильнева, разбился о скалы близ входа в Кадис. К вечеру «Редутабль», который так доблестно поддерживал его, начал тонуть за кормой буксировавшего его британского корабля. Ночью 22-го числа он затонул со всеми полуторастами людьми, остававшимися еще на нем. 24-го числа такая же судьба постигла и гигант «Сантисима-Тринидад», бывшего передним мателотом французского адмирала. Таким образом море поглотило и корабль последнего, и двух его мателотов.
В течение нескольких дней продолжался сильный ветер, направление которого менялось между румбами от NW до SW. 23-го числа пять кораблей, спасшихся во время битвы с адмиралом Гравиной, вышли в море с целью попытаться отрезать некоторые из призов, бывших под берегом. Они успели взять два из них, но так как те были совершенно разбиты, а три из спасителей были вынесены на берег и потерпели крушение, сопровождавшееся гибелью большего числа людей, то из этой храброй попытки, имевшей доброе намерение, вышло немного пользы. Два другие приза были отпущены британцами на свободу, так как последние не рассчитывали отстоять их, и ушли в Кадис. Из остальных британских призов все, кроме четырех, или стали на мель, или были уничтожены по приказанию Колингвуда, который отчаялся спасти их. Ни один из британских кораблей не погиб.
Из тридцати трех кораблей союзного французско-испанского флота, вышедших из Кадиса 20 октября, одиннадцать – пять французских и шесть испанских, представлявшие теперь большей частью негодные кузова, – снова были там на якоре в последний день месяца. Четыре, ушедшие в море под командой Дюмануара, встретились с такою же британской эскадрой близ мыса Ортегаля 4 ноября и были все взяты в плен. Считая и их, союзники потеряли двадцать два корабля, т. е. на два более того числа, с которым примирился Нельсон в свой смертный час.
Упомянутые жалкие остатки союзного флота, уцелевшие от битвы, не сделали никакой попытки выйти снова из Кадиса. 25 октября прибыл Розили и вступил в командование ими. Почти три года спустя, когда испанская монархия, бывшая так долго покорным орудием Директории и Наполеона, была низвергнута последним, и испанское население восстало против узурпатора, пять французских кораблей все еще стояли в порту. Захваченный врасплох с одной стороны блокирующей британской эскадрой, а с другой теперь враждебными береговыми батареями, Розили, после двухдневного боя с последними, сдал свою эскадру с четырьмя тысячами человек, составлявшими ее экипаж. Это событие, случившееся 14 июня 1808 года, было последним откликом Трафальгара.
Такова была в главных чертах и прямых последствиях знаменитая Трафальгарская битва. Ее долговременное значение и широкие результаты обстоятельно рассмотрены позднейшим историком, отнесшимся более сознательно и более чутко, чем большинство его товарищей, к «сдержанному», хотя и «молчаливому», влиянию морской силы на ход событий. «Под Трафальгаром была одержана не только величайшая морская победа, но и величайшая и самая знаменательная победа из всех одержанных на суше и на море в течение всей революционной войны. Ни одна победа и ни один ряд побед Наполеона не оказали такого влияния на Европу… Поколение прожило после Трафальгара, прежде чем Франция снова собралась с силами для серьезной угрозы Англии на море. Не было надежды на уничтожение британского флота все то время, пока Англия имела средства снаряжать его. Наполеон с тех пор уже строил свои планы в надежде уничтожить именно эти средства, стараясь принудить все государства на континенте изгнать из своих пределов торговлю Англии. Трафальгар заставил его наложить свое ярмо на всю Европу или отказаться от мечты победить Великобританию… Последний триумф Нельсона обеспечил за Англией такое положение, что не оставалось никаких средств вредить ей, кроме тех, результатом которых должно было быть окончательное подчинение континента Франции».
Эти слова могут быть приняты с очень незначительным изменением. Наполеоновский план вторжения в Великобританию, встречавший неоднократно преграды в стратегических затруднениях, сопряженных с его исполнением, был окончательно разрушен, когда Вильнев отказался от попытки достигнуть Бреста и направился в Кадис. Со стороны союзников Трафальгар сам по себе был бесполезной жертвой, принесенной вследствие отчаяния несчастного адмирала, на нерешительность которого Наполеон не без основания излил свой гнев, вызванный крушением его планов. Вильнев проницательно и вполне верно оценивал отрицательные стороны вверенных ему сил, так же как и многие данные, говорившие против успеха предприятия. Но при этом он совершенно не сумел понять простого долга повиновения – обязанности добиваться во что бы то ни стало исполнения назначенной ему роли в великом плане, хотя бы это и вело к уничтожению всей его эскадры. Если бы по оставлении Ферроля его посетила хотя бы малая доля той отчаянности, которая привела его к Трафальгару, то вторжение в Англию., может быть, – хотя и нельзя сказать «вероятно» – состоялось бы.
Такое выдающееся событие, каким была Трафальгарская битва, делается обыкновенно для человечества символом всех обстоятельств, – в том числе и более важных, но менее очевидных, которые получают в нем высшее выражение. В этом смысле можно сказать, что Трафальгарское поражение было причиной – так как несомненно вслед за ним начался новый период деятельности императора – решимости Наполеона раздавить Великобританию изгнанием ее торговли с континента. С этого момента история влияния морской силы на великую борьбу перестает выражаться в морских событиях, в тесном смысле этого понятия. Она связывается просто с крейсерской войной, составляющей обыкновенно второстепенную операцию морской войны, но раздутую в последние годы царствования Наполеона до степени главного, если не единственного средства действия.
Упомянутой войне посвящены две следующие главы. Из них первая трактует о крейсерской войне в обыкновенном смысле слова – о хищнических операциях против имущества неприятеля в открытом море. Здесь рассматривается ряд мер, которыми республика после открытия враждебных действий в 1793 году старалась уничтожить британскую торговлю и как бы предвещала этим Берлинский и Миланский декреты Наполеона. Вторая начинается Берлинским декретом 1806 года. Здесь автор, прослеживая путь, который вел императора от насилия к насилию, имеет целью показать, как неизбежно этот путь привел к Русской экспедиции и падению Империи. Выделенные, поскольку это возможно, из лабиринта истории, в котором они обыкновенно теряются, эти последовательные акты французского правительства представляются в форме логической цепи, как связанные одним мотивом и управлявшиеся одною необходимостью. Мотив этот – уничтожение Великобритании, необходимость – самосохранение. Каждая из двух держав, неуязвимая в своей стихии, стояла подобно неприступной крепости, которая может быть принуждена к сдаче только истощением ее ресурсов. В этой борьбе выносливостей Наполеон пал.