Так и стоял дончак, боясь хоть немного отпустить от стены врага, так как знал: если тот бросится бежать, то сам догнать не сможет.

– Роман, ты что тут делаешь? – послышался удивленный голос Звенигоры.

– Сюда, Арсен, сюда! – крикнул не оборачиваясь Роман. – Глянь, кого я поймал!

Он только краем глаза заметил, как Арсен с каким-то турком приблизился к нему.

Чернобай пытался опустить голову, чтобы на лицо не упал свет от месяца, но Роман кольнул его в подбородок, заставив запрокинуть голову.

– Чернобай?! – воскликнул Арсен. – На Сечи?! Как ты здесь очутился?..

Тот молчал.

– С турками и татарами прибыл, – пояснил Роман. – Хотел орду в Сечь впустить. Что с ним делать? Прикончить на месте, пса?

Арсен задумался. Медленно произнес:

– Не-ет, пусть судит товариство! Запрем до рассвета в холодную!

– Арсен, ты имеешь право судить его сам, так и суди! Я только ради тебя задержал его на этом свете…

– Спасибо, брат. Но мой суд – все равно что самосуд. А этот изверг перед всем народом виноват. Так пусть все товариство судит… Ну, иди, Чернобай! Утром поговорим с тобой, чертово семя!

Чернобай наклонил голову, медленно потащился вдоль куреня. За ним шли трое: Роман, Арсен и Сафар-бей.

К утру побоище в Сечи закончилось. Лишь полторы тысячи янычаров и спахиев выбрались из западни, в которую сами забрались. Первые беглецы еще до рассвета принесли хану известие об ужасной гибели своих товарищей. Забыв о своем высоком положении и о тысячах простых воинов, темной массой стоявших в конном строю вокруг, хан простер к небу руки и страшно, отчаянно завыл, оскалив на месяц острые белые зубы.

– У-у-у! Шайтан!.. Горе нам!.. У-у-у!..

Он ударил коня под бока и помчался в степь, прочь от Днепра. За ханом, взбивая ударами конских копыт мерзлую землю, двинулась орда.

Посланный Сирко в погоню конный отряд запорожцев не смог догнать врага. Преодолев по льду Днепр и подскакав к сторожевой заставе, отряд остановился на холме. Всходило солнце. Внизу расстилалась голая безлюдная степь. На ней, по направлению к Перекопу, лежал широкий – на целую версту – след от десятков тысяч копыт. Вдали по белой снежной пустыне катилось, постепенно уменьшаясь, темное широкое пятно. Это бежала объятая смертельным страхом крымская орда.

Арсен подъехал к казацкой заставе. До его слуха донесся из землянки чуть слышный стон.

– Братья, сюда! Наших здесь порезали! – крикнул Арсен.

В землянке пахло дымом и кровью. Переступая через трупы, Арсен прошел к лежанке. Там сидел на полу Товкач. Из груди его вылетал глухой, натужный стон. Арсен приподнял товарищу голову, заглянул в чуть приоткрывшиеся глаза.

– Брат!..

Товкач вздрогнул, долго, как сквозь мглу, всматривался в лицо, склонившееся над ним.

– Ты, Арсен?

Тот пожал холодеющие руки казака.

– Да, это я.

Напрягая все силы, Товкач прошептал:

– Как… там…

Его было чуть слышно, но Арсен понял, о чем он хотел спросить.

– Все хорошо! Янычары перебиты. Хан удрал. Наших погибло человек тридцать да восемьдесят ранено.

– Слава Богу… теперь… могу… спокойно помереть…

Он закрыл глаза. Но вдруг встрепенулся – какая-то жгучая мысль пронзила его угасающий мозг.

– Арсен… Хорь… Хорь… изменник… берегитесь!

Эти слова не удивили Арсена, он уже знал о предательстве Хоря. Его поразило другое: эта мысль об изменнике придавала казаку силы дожить до утра. Он не мог, не имел права умереть, не предупредив товарищей. Пронзенный ятаганом насквозь, он зажал рану спереди рукой, а спину прижал к лежанке и так сидел всю ночь, чтобы не истечь кровью, чтобы товариство узнало о том, кто провел врагов в Сечь. Теперь, сообщив друзьям свою тайну, Товкач выпрямился, раскинул сильные огромные руки – и навек умолк.

Запорожцы сняли шапки. Они оценили все величие казацкой самоотверженности.

Похоронив с почестями погибших товарищей, запорожцы собрались перед войсковой канцелярией, чтобы судить Чернобая.

Три казака вывели его из холодной и поставили на крыльце перед товариством. Он зябко прятал руки в рукава, втягивал острый подбородок в воротник кожуха, устремив тусклый взгляд вниз. Только раз взглянул поверх казаков и, заметив смерзшиеся скрюченные трупы янычаров, лежавшие на темно-буром от крови снегу, вздрогнул и закрыл лицо руками.

– От правды, Чернобай, не убежишь, не спрячешься! – сказал Сирко. – Настало время оглянуться на свою мерзкую жизнь и держать ответ перед народом за все. Народ наш добросердечен и часто прощает проступки сынов своих, наставляет на путь истины тех, кто оплошал, оступился в горе или нужде. Но тому, кто пролил кровь людей наших, кто ради презренной наживы, ради яств заморских и серебра-злата агарянского торговал детьми нашими, обрекал их на неволю басурманскую, тому, кто вместе с янычарами и ордой хотел уничтожить нашу славную Сечь Запорожскую – исконную защитницу земли украинской от нападений всех врагов, – тому нет прощения!.. Судить тебя будет все товариство! И еще. Ты был видным казаком: отец твой – полковник, сам ты – сотник, так пусть никто не посмеет сказать, что осудил тебя один Сирко. Как скажет товариство, так и будет!.. Звенигора, расскажи все, что знаешь об этом человеке!

Арсен поднялся на ступеньку. Начал со своей первой встречи с Чернобаем на старой мельнице, когда пытался освободить девчат, похищенных сотником для продажи в татарские и турецкие гаремы. И чем дальше рассказывал, тем ниже опускал голову Чернобай. Несмотря на лютый мороз, над ним столбом поднимался пар, а на лбу выступил холодный пот. Когда же Арсен поведал о том, что Чернобай со своим пахолком ввел янычаров в Сечь и хотел открыть татарам ворота, сотник рухнул на колени. На майдане поднялся шум.

– Чего там долго судить-рядить – убить собаку! Палками до смерти забить! – кричали запорожцы. – Привязать коню за хвост и пустить в степь!

– Повесить на сухой вербе!

– На кол его! Он ведь хотел Арсена посадить!

– Четвертовать!..

И ни слова, ни звука в защиту. Толпа клокотала от гнева. Самые горячие выхватили сабли – желая тут же расправиться с предателем.

Тогда Сирко поднял пернач. Наступила тишина.

Кошевой шагнул вперед, снял перед товариством шапку. Голос его звучал сурово – каждое слово звенело, словно отлитое из меди.

– Братья, атаманы, молодцы, славное низовое товариство! Знаменательный у нас сегодня день: благодаря бдительности казака Шевчика и вашему мужеству мы одержали славную викторию и спасли мать нашу – Сечь! Мы показали и туркам, и татарам, что сила наша неодолима, что верные сыны отчизны – казаки запорожские – и на сей раз, как и всегда в прошлом, не жалея живота своего, отстояли землю отчую и честь свою, а захватчиков покарали и вечному позору предали! И ни один из вас не отсиживался на печи в час смертельной опасности, а всегда храбро бился с врагами. Честь и слава на веки вечные вам, рыцари непобедимые!