И он первым быстро сбежал с холма и, проворно перебирая маленькими ножками, помчался к покинутому врагами лагерю.

Возвращался домой Арсен Звенигора вместе со своими хуторянами. Остались позади Чигиринские руины, политые кровью бужинские поля. Впереди, в синем мареве, мерцала серебряная ленточка Сулы, широкие, слегка пожелтевшие луга и знакомый лес под горой. Конь чувствует скорый отдых, прядает ушами и устремляется быстрее вперед. Но Арсен придерживает его. Ему не хочется удаляться от воза, на котором лежит раненый Роман.

Несколько молодых казаков галопом помчались в хутор, и там уже, наверное, знают об их прибытии – выходят на околицу.

Все торопятся. Подстегивают усталых коней. Особенно не терпится Иванику. Он впервые в жизни так долго не был дома и скучает по детишкам, да и, что греха таить, по жене. В турецком лагере он успел-таки нахватать разного добра: одежды, посуды, обуви, несколько сабель и ятаганов – и хотел поскорее выложить все это перед своей Зинкой. Ехал с гордым видом и всю дорогу рассказывал односельчанам, как беспощадно он бил турок. Поначалу казаки посмеивались над ним, но когда Арсен подтвердил, что Иваник действительно спас его от смерти, а капторгу самого визиря лично передал гетману, примолкли. Одни удивлялись, другие прониклись уважением. Некоторые молодые казаки даже перестали называть его Иваником, а начали величать дядькой Иваном, таким он с особенным удовольствием рассказывал о своих подвигах.

– И вдруг гляжу – прет на меня аж пять турок! – заливал он, забыв, что вчера было четыре, а позавчера только три. – Матушки мои! Все черные да здоровенные, как бугаи! Выставили сабли торчмя – целят человеку прямо в живот… А мне ж еще надо доглядывать, как там Звенигора и Рожков справляются, тоже, прям сказать, не последние казарлюги! Ведь недосмотри – не дай бог – убьют которого, всю жизнь совесть мучить будет… И тогда я ка-ак размахнусь, да одним махом…

– Всех пятерых? – опережает кто-то серьезным тоном.

– Да нет – сначала только двоих… Потом и еще с одним управился. А те два, увидав, что шутки плохи, так и дали деру! Только пыль столбом!.. А я – на помощь хлопцам!.. Смотрю, аж…

Арсен, только краем уха слушавший Иваника, который уже не раз повторял свои побасенки, снисходительно улыбнулся в небольшие темные усы, отросшие за время войны, и поскакал в голову обоза. Сейчас – только спуститься с горы – и Дубовая Балка. За ним поскакали и другие казаки. Позади поспешали погонщики и пешие сердюки.

На выгоне уже стояла толпа. Завидев казаков, выскочивших на конях из лесу, она всколыхнулась и двинулась навстречу. Послышались крики. Кто-то всхлипнул, запричитал: прискакавшие раньше успели сообщить, кто ранен, а кто и убит.

Арсен сразу узнал своих. Здесь были все, кроме пана Мартына. «Неужто помер?» – сжалось сердце, но Арсен отогнал тревожную мысль и пришпорил коня.

Навстречу вырвались Златка и Стеша. Как ласточки, метнулись они к нему. Арсен сразу подхватил обеих на руки, поцеловал в тугие, загоревшие на солнце щеки.

– Милые мои!..

Так и ехал с ними до самой толпы, чувствуя, как от радости сердцу тесно в груди. Только когда Яцько схватил коня за уздечку, а мать, вскрикнув, вытерла слезы счастья, опустил девчат на землю, соскочил с коня и очутился в объятиях родимой. К нему теснились, хлопали по плечу, жали руки дедушка, воевода Младен, Якуб.

Если на свете бывает счастье, то, без сомнений, вершина его – возвращение воина домой и встреча с самыми дорогими и любимыми людьми. Именно такое счастье испытывал сейчас Арсен. Видя вокруг себя радостные, дорогие лица, он подумал, что ради этой минуты стоило вытерпеть все: и злоключения в неволе, и тяготы военных походов, и раны, и муки.

Одно омрачало: не все разделяли эту радость, это счастье. Тот, кто потерял на войне сына, отца, мужа или брата, немел от острой боли, захлебывался слезами от горя. Поэтому сейчас на хуторском выгоне слышались горестные крики и причитания. Правда, вскоре они затихли, ибо люди привыкли прятать свое горе, переживать его наедине. Так, каждый, кто узнавал о гибели близкого человека, спешил домой и там, в родных стенах, давал волю своему чувству.

Совсем неожиданной оказалась встреча Иваника с женой.

Приближался к толпе он с немалым страхом. Еще спускаясь с горы, перестал разглагольствовать, а внизу и совсем затих, пригорюнился. Ждал взбучки от Зинки. За что – и сам не ведал, но годы совместной жизни научили, что женское сердце никак не понять. Да еще Зинкино!.. Боялся, что снова, как прежде, она сделает его посмешищем всего хутора, а этого теперь он, герой, не перенесет!

Потому и придерживал поводья, чтобы хоть немного отдалить встречу. А глазами шарил между людьми – где же Зинка? Хотя была она дебелой молодицей и стояла с двумя малыми детками на виду, от сильного волнения Иваник ее так и не заметил, пока она не окликнула его:

– Ива-а-ник!

И тут же какая-то могучая сила сняла его с коня и понесла, как ребенка, на руках. У бедного Иваника от страха душа в пятки ушла. Он зажмурился, ожидая крепкой затрещины. Но внезапно почувствовал такой жаркий поцелуй, какого сроду не знал, даже в первый год после свадьбы. А слух ласкали слова:

– Иваник! Родимый! Милый!

Он открыл глаза: ему улыбалась Зинка. А он – у нее на руках, как когда-то давно-давно у мамы… Снизу к нему тянулись детские ручонки:

– Тятенька!

На радостях он чмокнул Зинку в румяную обветренную щеку, высвободился из могучих объятий и спрыгнул на землю.

– Живой! – не отставала от него жена, все еще не веря в свое счастье. – Турки не убили! Слава Богу!..

– Чуть было не убили, – согласился Ив аник, распрямляя хилую грудь. – Как налетело на меня восемь турок… Матушки! Что делать? Все черные да здоровенные… Саблями так и целят человеку прямо в живот…

– Ой! – побледнела Зинка.

– А я же не один. Со мной и Звенигора, и Рожков… Надо и за ними присматривать, чтоб – не дай бог – не убило которого, – входил понемногу в роль Иваник, поняв, что все его опасения оказались напрасными, а главное – его слушают. – Да я не лыком шит! Ка-ак развернулся!..

Вокруг Иваника начала собираться толпа: каждому интересно было послушать, что расскажет о войне бывалый человек.

Арсен, улыбаясь, покачал головой и перестал прислушиваться к выдумкам хвастливого казачка. Как раз подъехали подводы с ранеными, и он помог Роману слезть с воза. И тут же заметил, как его друг переглянулся со Стешей и как она сразу побледнела, заметив запекшуюся черную кровь на повязке, закрывавшей чуть ли не полголовы Романа. «Гм, и когда это они успели?» – подумал Арсен, а Златка, конечно, не была лишена наблюдательности, но ее, понятно, занимали совсем другие чувства, – она не сводила глаз со своего любимого. Лицо ее светилось радостью.

Наконец Арсен отважился спросить: