осекся Брак. В голове с отчетливым лязгом вставали на место недостающие детали картины, о существовании которой он даже не подозревал. Точнее, подозревал, но никогда толком не задумывался.

– Помнишь, тогда в кабаке я тебе рассказывал про единый Запад. – размеренно говорил сероглазый, – Кочевники, лесовики, объединенный Гардаш против островных ублюдков. Против зажравшегося Доминиона, против северной аристократии… Ты называл меня идеалистом, а я тебя – занудой и говном. Вот только я не идеалист, а ты как был говном, так и остался.

– Иди в жопу, – буркнул Брак. – Поиск?

– Он самый, – потянулся Кандар. – Хотя знал бы ты, с каким скрипом меня отпускали.

– Рука?

– “Он подохнет в первый же день, да его хомяки запинают, таким место в клане…” – старательно изобразил старческий голос сероглазый, – Старые пропоицы, вляпавшиеся в собственное дерьмо и застывшие там навечно.

Сжатый в кулак протез высек искры из камня. Над городом сверкнула очередная вспышка.

– Я догадывался, что история про чудесный побег из рабства и единственного выжившего в Двуречье слишком хороша, чтобы быть правдой, – заметил Брак.

– И что, это все? – спросил Кандар, – Не будет обвинений в том, что из-за моего народа погибла твоя семья, угроз кликнуть стражу или рассказать все Раскону?

– А нахера? – развел руками Брак, – Что это меняет? Нет, я рад, что ты решил перед отъездом мне открыться. Если поможет прочистить тебе башку от наростов шлака – я к твоим услугам. Но завтра мы расстанемся и вряд ли когда еще увидимся.

– Если я скажу, что тебе не нужно никуда уплывать, ты поверишь?

– Только если ты скажешь, что тебе потом нужно будет от меня. Хотя подожди, – калека нахмурился и пощелкал пальцами. – Раскон? Все знают, что он терпеть не может степняков. Если один из них припрется к нему на порог и… Как долго ты его окучиваешь?

– Два года, – хмыкнул сероглазый. – А он все равно мне не доверяет. Как ты там сказал? Держит близко, платит вовремя. Но в свой дом он меня не пригласит никогда. И не предложит мне место в Шаларисе, встать по правую руку от собственного сына.

Брак промолчал, не видя смысла это комментировать. Табак в трубке горчил и тлел неохотно.

– Слепой бы заметил, – обиженно буркнул Кандар и тоже полез за трубкой.

Близилась полночь. Облака наползали уже плотным слоем, шарговы глазки подмигивали, то и дело скрываясь за темными веками туч. Синие вспышки над городом звенели все чаще, на мгновение освещая весь мир то синим, то желтым, а то и тошнотворно розовым.

– Если ты согласен, моя Семья поищет твоего брата, – предложил Кандар. – Поищет так, как не сможет искать в степи никто другой. Каждый сход, каждая стоянка, любое место, где появятся Черепахи – везде будут твои глаза. Если он жив, его найдут.

– А если мертв?

– У нас с тобой одна цель, – пожал плечами сероглазый. – А с твоей помощью, я надеюсь, она станет еще и целью фальдийца. Чем ты его зацепил, я не понимаю, но упустить такую возможность я не могу.

– Есть один общий знакомый, – нехотя пояснил Брак. – Из тех, знакомство с которыми лучше не заводить. Нам с Расконом не повезло, или наоборот, сильно повезло. Подозреваю, что в противном случае я давно бы уже валялся бы в лесу с перерезанной глоткой, а не глушил вентийское у костра посреди промозглого ничего. Ты ведь за этим меня сюда вытащил, подальше от лишних ушей?

Кандар кивнул.

– Значит, просто прийти к нему и попросить выслушать?

– Именно так. Еще письмо показать. Не упоминая мое имя и участие. Если тебя утопят где-нибудь в колодце, я сильно расстроюсь. Но если вслед за тобой утопят еще и меня…

– Как-то это не по-дружески, – заметил калека. – Меня могут пытать. Выдирать зубы, запускать иголки под ногти, заставлять нюхать Везимовы портянки. Не уверен, что справлюсь.

– Поверь, Раскону тебя даже не нужно пытать, – хмыкнул Кандар. – Он и так видит тебя насквозь. Вы с ним слишком долго сидели вместе на вышке. Ты думал, что учишься у него, а он изучал тебя. И поверь, опыта в таких делах у него гораздо больше. Так что сразу в колодец, с ногами, залитыми жидким камнем.

– Или горло перережет, – махнул рукой Брак. – Саблей хрясь – и вот меня уже два.

– Он брезгливый, забрызгается. Ковры потом менять…

Из недр тарги появилась третья бутылка вина и механики уже успели опустошить ее наполовину. Кандар явно расслабился, поняв, что на его откровения Браку наплевать. А сам калека боролся с искушением взять и согласиться.

Еще подмывало рассказать сероглазому свою историю. Честно, ничего не утаивая, не выдумывая, в кои-то веки снять с котелка правды тяжелую крышку лжи и вывалить на собеседника все, до последней капли. Кандару явно здорово полегчало, так чем Брак хуже? Нет, с Расконом у них тоже получился весьма… правдивый разговор. Но фальдийцу, по большому счету, было плевать на собеседника. У него были свои цели, он их не добился и ушел по своим делам, не прощаясь.

Но сероглазый – другое дело. У калеки никогда не было настоящих друзей. И, нет, Логи не в счет. По разным причинам. Как отреагирует настоящий друг на историю падения клана Гиен? На историю чудесного спасения и то, что не у него одного могут быть тщательно запрятанные секреты? У них ведь даже после откровений Кандара ничего не поменялось, как сидели с вином, так и сидят. Разве что тупые шутки стали еще тупее.

Браку ведь действительно понравилась Талистра. Полюбилась за пару дней настолько, насколько едва открывший глаза птенец дронта любит то, что первым увидел в своей жизни. Будь то камень, веточка, дохлая рыбка или глаза матери. Так чем похожий на птичью лапу город, стоящий на берегу прекрасного озера цвета бирюзы, чем он хуже? Остаться здесь хотя бы на несколько лет, обзавестись деньгами, опытом, полезными знакомствами… Домом, наконец. Не съемной комнатой, не провонявшим рыбой сараем, не крошечным закутком в недрах чужого трака и даже не палубой огромного речного плота. Обычным, нормальным домом.

Это не было похоже на мысли кочевника. Да Брак и сам уже