зимы для тех, кому плевать на календарь. Между прочим, большой праздник. Будут гуляния, салют и шарговы морозы.

– И в чем здесь праздник? – хмыкнул Брак, вешая на ремень кобуру с жахателем и канторский ножик. – Радоваться за тех счастливцев, кто застрял на реке до весны?

– Вроде того, – кивнул сероглазый. – Повод же? Повод. Поверь, фальдийцу будет не до тебя. У него дома соберутся важные шишки, будут полночи нудеть про политику, цены на овес и жаловаться на жизнь, пока не упьются под утро. Тебя приглашали?

– Да. С утра приходил какой-то мужик…

– Наплюй, – посоветовал Кандар. – А печево сожри сам или отправь с курьером. Мол, кушай дорогой Раскон, а я лучше дома посижу. Так будет проще и тебе, и ему.

– Это почему? – поднял бровь Брак. – Как будто меня каждый день приглашают отужинать там, куда с моей рожей и кошельком даже пройти не выйдет. Еще и в праздник. Завидуешь?

– Нисколько, – улыбнулся сероглазый, рассеянно листая книжку. – Недавно в Шаларисе было то же самое, разницы никакой, поверь. А в Бирюзовый Лед тебя приглашают только потому, что завтра ты сваливаешь на заблеванный гразгами восток и для фальдийца это последний шанс уговорить тебя остаться. Чем-то ты ему приглянулся.

– Не шанс, а возможность, – поправил его калека. – Я уже отказался от Шалариса, чем Талистра отличается? Раскон знает, что не сможет меня переубедить. Так что я просто пожру нахаляву, заберу кри, которые он мне задолжал, и тихо сбегу.

– От твоей наивности сводит скулы и першит в горле, – покашлял Кандар. – Очнешься под утро от того, что над тобой потешаются старые усатые торгаши, любящие диковинные зрелища и молодых дурачков. Зачем тратить эту прекрасную ночь на разговоры, которые все равно ничего не изменят? Фальдиец не сможет тебя переубедить, это я уже понял.

Брак надел куртку, перекинул через плечо неизменную сумку и потянулся за шляпой, но не успел ее схватить – клешня Кандара оказалась быстрее.

– Ладно, я понял к чему ты ведешь, – вздохнул калека, разжимая стальные пальцы и отбирая головной убор. – Твои самоуверенность и наглость поражают, юный горжевод. Ты всерьез надеешься в одиночку преуспеть там, где не справились Раскон и Раготар?

– Почему в одиночку? – искренне возмутился сероглазый. – Нас будет минимум трое, причем один из них поистине бесподобный оратор, равного которому Гардаш еще не видел.

– Жерданы? Везим? – предположил Брак, беря в руки трость.

– Только я. Ты. И пара бутылок вентийского.

Водопад Ризал оглушительно ревел далеко внизу. Ночь выдалась морозная и безоблачная, так что Левый и Правый светили ярче любых светильников, расцветив облака водяной пыли пусть и бледными, но самыми настоящими радугами. Брак вообще не знал раньше, что такое возможно, поэтому во все глаза пялился с края утеса, пока Кандар сооружал костер. Было настолько пустынно, насколько это вообще возможно ночью в окрестностях большого города – ни единой живой души, если не считать торчащую в трехстах шагах сторожевую вышку. Бьющий с нее луч фонаря пару раз мазнул светом по приехавшим на ночные гуляния чудакам и, не обнаружив ничего интересного, снова принялся водить сияющим копьем по темным водам Таризалы.

– Только не говори, что ты спустил на это убожество все свои кри, – калека, наконец, оторвался от водопада и смерил трехколесную несуразность презрительным взглядом, – Я бы не доверил ей везти свою задницу даже до сральника. Она развалится по дороге.

– Не развалилась же, – хмыкнул Кандар, кидая в недра пирамиды дров раскаленную болванку. – Я ее арендовал. В залог флира.

– Какого флира?

– Обычного такого. С крылышками, парой пропеллеров, баком на четыре ведра, и надежной, как слово летрийца, гравкой.

– То есть херовой? – заинтересовался Брак. – Она не летает?

– Это старый флир с патрульной горжи. Они висят в воздухе по двенадцать часов в день, с перерывом на пожрать и заправиться. Так что он летает и гравка там вполне живая, просто… Усталая, что ли.

– Могла спираль выгореть, – предположил калека, наблюдая за тем, как исходящие паром дрова начинают несмело покусывать пляшущие под ними язычки пламени. – Надо попробовать прожечь, только аккуратно, чтобы не… Аааа. Хитрая ты скотина, Кандар. Но попытка хорошая, зашел сразу с гигатрака. Откуда у тебя флир?

Сероглазый хохотнул, расстилая на камнях толстые подкладки из какой-то бурой шерсти, ворсистой и омерзительно колючей, но теплой. На широком одеяле уже заняли свое место те самые две бутылки вентийского, загадочно поблескивая синим сквозь мутное стекло.

– Интересно, да? Помнишь этого паренька, Нали? Я тайком проследил его до дома. Не поверишь, он с матерью и сестрой живет в верхнем городе, в огромном особняке с серебряными воротами. А его сестра…

– Воспылала к тебе любовью и одарила фамильным медальоном, обрамленным изумрудами?

– Откуда ты…

– Ты черпаешь вдохновение из моих историй, сам того не замечая. – улыбнулся Брак, присаживаясь, – Это самое начало килейской баллады про цеп с изумрудными крыльями. Я же и рассказывал. Там еще в конце всех арталис сжигает, а девка топится.

– Гразгова блевота, – хлопнул себя ладонью по лицу Кандар, – Знал ведь, подозревал, что где-то уже слышал. Эти изумруды прямо всплыли из башки.

– Так оно и бывает, – хмыкнул калека, – Так откуда флир?

Сероглазый принес из крошечной тарги мешок снеди, не глядя вывалил все на импровизированную столешницу и плюхнулся на задницу.

– Продал браслет.

– Рефальд?

– Угу. Ты был прав, оторвали вместе с рукой. – Кандар поморщился и покачал головой, – Наверняка продешевил. И еще чувство такое поганое, будто в воспоминания о брате помочился.

– Шалвах?

– Он самый. Ну и шарг с ним, с браслетом. У меня теперь есть крылья, я теперь могу летать, – процитировал сероглазый детскую песенку и, едва не расплескав драгоценное вино, варварски выдрал клешней горлышко из бутылки, – Давай за тех, кого с нами нет, но кто обязательно за нас бы порадовался. Шалвах.

– Логи, – назвал Брак имя того, кого назвал в истории своим братом. Хотя думал он при этом о Джусе, Симе и Часовщике. Порадовались бы они, увидев его сейчас?

Они выпили ледяное вино из простых оловянных кружек, закусили