— Госпожа, пользовалась ли ты вытяжкой трав, которую я готовил для тебя? — робко спросил я.

— Временами — да, а временами я забывала о ней. — Она смущенно улыбнулась. — Вельможа Тан иногда так нетерпелив. Кроме того, это так неромантично возиться с горшочками и кувшинчиками, когда тебя ожидают более приятные и срочные дела.

— Например, делать детишек, которым трудно найти царственного отца.

— Это довольно серьезно, правда, Таита?

Я начал перебирать струны на лютне, обдумывая ответ.

— Довольно серьезно? По-моему, это не совсем подходящее слово. Если ты родишь незаконнорожденного ребенка или возьмешь себе мужа, тебе придется сложить с себя управление государством. Этого требуют обычаи и закон. Вельможа Меркесет будет ближайшим претендентом на место правителя, но среди знати немедленно начнется тайная война за этот пост. Без твоей защиты в качестве законной царицы Мемнону будет угрожать серьезная опасность. Начнутся междоусобицы… — Я замолчал. Меня передернуло от одной только мысли об этом.

— Тан станет правителем вместо меня, и тогда я смогу выйти за него замуж, — весело предложила она.

— Неужели ты считаешь, что я об этом не подумал? — мрачно спросил я. — Конечно, это решило бы все наши проблемы. Но ты же знаешь Тана.

— Если я попрошу его, он с радостью выполнит мою просьбу, я уверена в этом, — с облегчением улыбнулась Лостра, — и тогда я стану его женой. Нам больше не придется идти на разные хитрости, чтобы остаться наедине.

— Если бы все было так просто. Тан не согласится. Он не может…

— Это еще что за глупости? — Искорки гнева зажглись в ее глазах, и я поспешно продолжил:

— Той ночью в Фивах, когда фараон послал своих людей схватить Тана по обвинению в подстрекательстве к мятежу, мы пытались заставить Тана объявить себя царем. Крат и помощники поклялись поддержать его вместе со всем войском. Они хотели маршем отправиться во дворец и посадить Тана на трон.

— Почему же Тан не согласился? Он был бы прекрасным царем, и это избавило бы нас от стольких мучений.

— Тан с презрением отверг наше предложение. Заявил, что не предатель и никогда не взойдет на трон Египта.

— Это было давно. Многое изменилось! — вскричала в отчаянии Лостра.

— Ничего не изменилось. В тот день Тан дал клятву и призвал Гора в свидетели. Поклялся, что никогда не будет претендовать на трон Египта.

— Но эта клятва больше ничего не значит. Он может отказаться от нее.

— Можешь ли ты отказаться от клятвы, данной тобой перед образом великого бога Гора? — гневно спросил я, и она отвернулась и опустила глаза. — Можешь? — настаивал я, и Лостра неохотно покачала головой:

— Нет, не могу.

— Такой же закон чести связывает руки Тану. Ты не можешь требовать от него то, что не смеешь сделать сама, — мягко пояснил я. — Разумеется, мы можем предложить ему это, но мы оба знаем, каков будет ответ.

— Но ты же наверняка можешь что-нибудь сделать? — и посмотрела на меня с таким слепым доверием, что я даже разозлился. Стоило ей по собственной глупости попасть в серьезную переделку, как она просто смотрела мне в глаза и спрашивала: «Но ты же наверняка можешь что-нибудь сделать?»

— Да, кое-что сделать можно, но ты не согласишься на это, так же, как Тан не согласится надеть корону.

— Если ты хоть немного любишь меня, ты не будешь предлагать мне такое. — Лостра сразу поняла меня и отодвинулась, как будто я ударил ее по лицу. — Я скорее умру сама, чем убью это чудо любви, которое Тан вложил в мое чрево. Этот ребенок — плод его и мой, плод нашей любви. Я не могу убить его.

— Тогда, ваше величество, мне больше нечего вам предложить.

Царица улыбнулась мне с таким изощренным выражением полного доверия, что у меня даже дух захватило.

— Я знаю, ты что-нибудь придумаешь, милый Таита. Ты всегда что-нибудь придумываешь.

И вот мне снова был сон.

Я ПОВЕДАЛ свой сон всему государственному совету Египта, созванному царицей Лострой. Царица и царевич Мемнон сидели на высоком троне на кормовой надстройке «Дыхания Гора». Ладья стояла на якоре у западного берега Нила. Члены совета расположились на скамейках у подножия трона.

Вельможа Меркесет и знать представляли светскую власть. Верховные жрецы Амона-Ра, Осириса и Хапи — жречество, а вельможа Харраб и пятьдесят его старших помощников — войско.

Я стоял на палубе у подножия трона лицом к благородному собранию. О своей внешности я позаботился чуть больше обычного. Грим мой был изящен и коварен, волосы я смазал ароматными маслами и завил по собственному обычаю, который скоро стал очень популярен. На шее у меня сверкали две цепи «Золота похвалы», а управление колесницей развило мышцы груди и рук, сделав их красивыми и сильными. Я предстал перед ними воплощением необычайной красоты, и многие уставились на меня, разинув рты. Я даже заметил страсть в глазах тех из них, чьи наклонности позволяли им это.

— Ваши величества, — низко склонился я перед царицей и царевичем Мемноном, восседавшими на троне. Царевич хитро улыбнулся мне. Голова его еще была повязана, хотя необходимость в этом отпала. Он так гордился своей боевой раной, что я разрешил ему носить повязку. Я нахмурился, и он придал своему лицу подобающее случаю выражение. — Ваши величества, прошлой ночью мне приснился странный и чудесный сон, который я считаю своим долгом пересказать всем присутствующим. Я прошу у вас позволения сделать это.

Царица Лостра великодушно произнесла:

— Каждый из присутствующих здесь знает о священном даре, которым ты обладаешь. Царевичу и мне известно, что ты способен предвидеть будущее и предсказывать волю и желания богов в своих снах и видениях. Я повелеваю тебе поведать нам свой сон.

Я поклонился еще раз и повернулся к государственному совету.

— Прошлой ночью, как того требует мой долг, я спал у дверей каюты. Царица Лостра лежала одна на своей постели, а царевич спал в уголке за ее кроватью.

Даже вельможа Меркесет наклонился вперед и приложил ладонь к правому уху — другое у него ничего не слышало. Присутствующие обожали сказки и пророчества.

— Во время третьей ночной стражи я проснулся и увидел странный свет, который исходил от корпуса ладьи. Я почувствовал, как холодок пробежал по моей щеке, как дуновение ветра, хотя дверь каюты и окно были закрыты.

Все присутствующие пришли в движение. Я придал своему рассказу необходимую таинственность.

— Потом я услышал шаги, которые эхом отдавались в корпусе ладьи. Эти медленные и величественные шаги не могли принадлежать смертному, — я сделал театральную паузу. — Странные потусторонние звуки раздавались из трюма ладьи, — я снова сделал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до слушателей.