* * *

Он медленно шел по пустынному коридору.

Здесь спят…

Здесь спят…

Здесь…

Здесь Кайла, похожая на натянутую тетиву тугого лука…

Это – пустая комната…

Соседняя. Значит, ее снял Синай.

Через одну.

Пустая комната.

Никого нет.

Тишина.

А если шагнуть в сумрак?

Из безмолвия? Тенью в тень? И чем это закончится? А еще на шаг? А еще?

* * *

Там, где он оказался, не было коридора.

И у запертой комнаты не было ни границ, ни дверей, ни потолка, ни пола.

Серость разбегалась во все стороны словно туман, прижавшийся к земле.

И где-то далеко, на ее границах клубились какие-то ужасные существа.

Грисы?

Куда он забрел? Не только вглубь, не только в сторону, но куда-то еще?

Вот она. Девочка. Скрученная черными лентами. Ноги, руки, туловище. Привязана к стулу. Но, главное, глаза. Они затянуты глухой повязкой, под которой словно колышутся сгустки мрака.

И ей холодно.

Она дрожит.

– Кто здесь?

– Мэйдин?

– Да! Кто здесь?

– Ты меня не знаешь. Я – Тис.

– Ты ребенок?

– Такой же, как и ты.

– Мне нужна помощь, – она едва могла говорить. – Кажется, моего отца убили. Меня захватили и держат здесь. Я не знаю, сколько прошло времени, может быть, день, может быть, два. Или больше. Но я ужасно хочу есть.

– Прошло полтора года, Мэйдин.

– Полтора года?

Она как будто онемела.

– Где моя мама?

– Ее нет, – ответил Тис.

Девочка сжалась в комок, начала задыхаться, затряслась, захрипела, заскрипела зубами. Потом выдохнула:

– А Кайла?

– Рядом, – ответил Тис. – Недалеко тут. Ищет тебя.

– Ты можешь освободить меня? – она говорила, с трудом переводя дыхание. – Только не трогай повязку на глазах. Иначе она узнает. Он страшен, но она еще страшнее.

– Он – это Торж? – спросил Тис.

– Торж? – переспросила она. – Кажется, я слышала это имя. Не знаю. Он – это Сиос. Торж, наверное, посредник. Они говорили о моей продаже. Час или два назад. А может, и месяц назад!

– А кто она? Которая страшнее?

– Сикра.

Сикра. В висках начало стучать. Как это возможно? Он же в безмолвии. А то, что он говорит, находясь в безмолвии, это возможно? А то, что он уходит в сумрак, находясь в безмолвии, это возможно? Сикра. Когти, выросшие на середине ладоней. И свистящий нечеловеческий сип, которым существо, зачинающее Тиса, называло его несчастную мать. Сикра… Именно это имя звучало. Это имя звучало тогда… Из какого ключа он узнал об этом?

– Почему ты молчишь? Ты можешь освободить меня?

– Нет, Мэйдин. Я здесь не сам. Это безмолвие. Я трогаю тебя, но руки проходят сквозь. Я словно призрак.

– Дай мне свои глаза. Я сама освобожусь.

– Не понимаю.

– Дай мне посмотреть твоими глазами.

– Как это сделать?

– Откройся…

* * *

Он открыл глаза весь в поту и в лихорадочной дрожи. Открыл их в окружении Мисарты, Дилги, Фригры, Роута, Синая. Схватился трясущимися руками за лицо и принялся тереть глаза, словно пытался смахнуть чужую плоть со зрачков.

– Говори, – прошептала Дилга. – Говори, мой мальчик.

– Я отвел ее к Кайле, – ответил он. – Надо срочно их вытаскивать. Но без мечей, без схваток. Наверное, Мисарта поможет мне. Мы попробуем.

– Мы попробуем, – кивнула побледневшая Мисарта. – Что попробуем?

– Кайла сказала, что мы сможем, – поморщился Тис.

– Как ты это сделал? – спросил Роут.

– Я вытащил ее из сумрака, – ответил он. – Она была там… очень глубоко. Думает, что прошло два или три дня. Сколько меня не было?

– Пара минут, – прошептала Дилга. – Или меньше. Секунды.

– Я думал, всю ночь, – выдохнул Тис. – У нее повязки на глазах. Если она их снимет, похитители будут знать.

– Кто похитители? – спросил Синай.

– Сиос, – ответил Тис.

– Так он еще жив? – изумилась Дилга.

– Он служит… – ответил Тис. – Главную зовут Сикра.

– Сикра? – вытаращил глаза Синай.

– Этого не может быть, – ответила Дилга. – Сикра погибла вместе с Мэйласом и Нэйфом под руинами Черной башни. Почти тысячу триста лет назад!

– Тогда это ее тезка, – пожал плечами Тис. – Нам надо спешить. Чем ближе мы подъедем к Горелому балагану, тем мне будет легче.

Гига оказался молчалив и сдержан. Правда с вечера, а точнее уже ночью он позволил себе некоторое время раздраженно шипеть, призывая к осторожности и сетуя на непонятную слежку, но с утра, когда крохотный отряд проснулся в заброшенном сеннике и вышел на усыпанный угольной крошкой проселок, уже обходился без лишних слов. Окидывал взглядом то одного, то другого спутника, щурился палящему солнцу и знай себе шагал в сторону Бейнского леса, что мутной полосой перегораживал горизонт за угольными вышками и низкими, вросшими в землю хижинами угольщиков. Другое дело Деора, которая то и дела оглядывалась и все время старалась оказаться между детьми и проводником. Однако слежки вроде бы не было, или Гаота ее не замечала.

На последнем привале, когда до Бейнского леса оставалось не более пяти лиг, и Гига процедил сквозь кривую ухмылку, что ночлег будет уже под заповедными кронами, Гаота подошла к Деоре и процедила сквозь стиснутые зубы:

– Что не так?

Наставница обернулась на воспитанницу, поняла, что ее беспокойство не осталось незамеченным и негромко ответила:

– Сама пока не пойму. Две причины для беспокойства. Ульи и болтовня.

– Ульи и болтовня? – не поняла Гаота.

– Сейчас… – натянуто улыбнулась Деора Гиге, который поднялся с травы, что в выбранной для привала ложбине была довольно высока, и отправился к ближайшим кустам. – Возле дома Гиги должно было стоять два улья. Если один или не одного – значит, беда.

– Но их же там вроде бы и было два? – нахмурилась Гаота, оглядываясь на Дину и Йору, которые не сводили с нее глаз. Вот ведь, настоящие подруги, почувствовали беспокойство. А мальчишки знай себе, уплетают лепешки с мясом. Хотя нет, – подумала тут же Гаота. – Брок уплетает. Олк ест, но смотрит туда, куда ушел Гига. А Блас и вовсе не ест, а так же не сводит взгляда с Гаоты.