решения в их пользу всякий раз, когда это позволяло не выставить себя на посмешище.

Всё без толку. Трое конгрессменов, которым удалось добиться осуждения, справились с этими юридическими препонами, проехавшись по ним, словно танк "Першинг" и раздавив их в лепёшку. Джо Стил обвинялся во всех преступлениях, достойных импичмента. Об этом знали все. Пока он был жив, никто ничего не делал, никто не мог ничего сделать. Теперь он мёртв, а Джон Нэнс Гарнер оказался удобным козлом отпущения.

Когда Сенат проголосовал за вынесение обвинительного приговора, голоса по трём пунктам разделились на 84-12, 81-15 и 73-23, во всех случаях это больше, чем необходимые две трети. Наблюдая за происходящим из ложи для гостей, Чарли видел, как Прескотт Буш облизнул губы, прежде чем произнести очевидное:

- Президент Гарнер признан виновным по трём пунктам импичмента. Согласно этому, он освобождается от занимаемой должности и ему запрещается занимать и использовать какую-либо почётную, управляющую или коммерческую должность в Соединённых Штатах. Он по-прежнему может быть подвергнут обвинению, суду, приговору и наказанию в соответствии с законом. - Он стукнул молоточком. - Данное слушание завершено.

- И кто теперь будет управлять? - выкрикнул кто-то из ложи. Двое копов схватили его и уволокли прочь. На вопрос никто не ответил.

Чарли вернулся в Белый Дом как раз к тому моменту, чтобы услышать, как молодой репортёр спрашивал Джона Нэнса Гарнера:

- Сэр, что вы думаете о своём обвинении и отстранении?

- Да и хуй с ними со всеми, - ответил Гарнер.

Паренёк покраснел. Что он там ни напишет в своей статье, этих слов там не будет. Подыгрывая, он повторил попытку:

- И, что будете делать теперь?

- Поеду домой в Ювалде и буду ловить червей в текиле, - ответил Гарнер. - Вы решили, что со мной страна скатится в ад, теперь увидите, как она скатится в ад без меня.

На этом пресс-конференция окончилась.

- Мне жаль, сэр, - сказал ему Чарли.

- Мне тоже, Салливан. - Джон Нэнс Гарнер пожал плечами. - Ну, а что можно сделать? Посмотрим, как это чёртово дурачьё будет управлять этой проклятой страной, вот и всё. Как я и сказал тому мелкому подонку - да и хуй с ними со всеми. Кабы не те мудаки, что поступили так со мной, я бы только обрадовался предлогу уйти.

- Удачи, - сказал Чарли.

Они пожали руки. Чарли надеялся, что никто не бросит Гарнера в тюрьму на всё оставшееся ему время. Он находился в составе администрации Джо Стила, но не являлся её частью. Политика - не его вина. Разумеется, он и не сделал ничего, чтобы их остановить.

"Впрочем, как и я", - посетила Чарли неуютная мысль. Если там всё ещё искали козлов отпущения, он был неподалёку.

Распрощавшись с Джоном Нэнсом Гарнером, он отправился домой.

- Что ты тут делаешь в это время дня? - удивлённо спросила Эсфирь.

- Милая, я - президентский спичрайтер в стране без президента, - ответил он. - Какой смысл там болтаться?

- Тебе будут платить, если ты не будешь показываться?

Да, она была весьма практична.

- Не знаю. Сказать по правде, я за это и не переживаю. Пока меня не арестовали, полагаю, я ещё в игре.

- Арестовать? Они же не могут! - Эсфирь скорчила гримасу. - Ой, полагаю, могут, если захотят. Вот, что ты получил за столь долгую работу на этого человека.

Чарли вздохнул.

- Ага, похоже, это я и получил. Что мог бы получить, так или иначе. Но мы оба знаем, что я получил бы всё это намного раньше, если бы не работал на него.

- Это нечестно, - сказала Эсфирь. - Что ты сможешь сделать, когда прочие варианты сгниют?

- Всё, что могу. Только так и можно делать. - Мгновение спустя, Чарли продолжил: - В выпускном классе с монашками, мы немного изучали Тацита. Ну, знаешь... римский историк. Боже, какая это была зубодробительная латынь! Но я помню, как он говорил о том, как добрые люди могут служить дурным императорам. Эта мысль посещала меня несколько раз, когда я работал на Джо Стила. Я пытался быть добрым человеком. Уверен, получалось не всегда, но я старался.

Эсфирь приобняла его.

- Я думаю, ты добрый человек, - сказала она. - Несмотря ни на что.

То, что она добавила последние четыре слова, объясняло, почему они опасались, что за ним могли прийти.

Скорее из любопытства, нежели по какой-то иной причине, следующим утром Чарли отправился в Белый Дом. На входных воротах не висел знак "СДАЁТСЯ В АРЕНДУ". Он предположил, что это уже хоть что-то. Войти внутрь труда не составило; не то, чтобы охрана не знала, кто он такой. Но, оказавшись внутри, он понял, что заняться ему нечем. Он сидел в кабинете и слушал радио.

Когда время подходило к обеду, он буднично гулял по коридорам. "Коридорам власти, - подумал он. - Но, только не сейчас". Кабинеты, принадлежавшие Скрябину, Кагану и Микояну были закрыты и заперты на замок. Как и Джо Стил, Скрябин теперь находился вне пределов досягаемости правосудия. Чарли задумался, вернутся ли вообще в Соединённые Штаты оставшиеся двое.

Домой он вернулся рано, но не столь же рано, как днём ранее. После ужина он включил телевизор. Вечер отлично подходил для того, чтобы этот ящик его развлёк. Можно смотреть его и ни о чём больше не думать. Не думать в данный момент выглядело просто чудесным вариантом.

Впрочем, в половине девятого, внезапно прервали рекламу. Диктор взволнованным голосом произнёс:

- Мы прерываем нашу обычную программу для трансляции специального заявления из Вашингтона, округ Колумбия.

- Ну, что ещё? - спросила Эсфирь.

- Не знаю, - отозвался Чарли. - Сейчас выясним.

Они и выяснили. В студии, предположительно в Вашингтоне, напротив американского флага сидел мужчина и смотрел в камеру. Он был среднего возраста, быковатым, с густыми бровями и крепкой массивной челюстью. Когда Чарли его узнал, сердце его ушло в пятки.

- Добрый вечер, сограждане-американцы, - произнёс он. - Моё имя - Дж. Эдгар Гувер, директор Государственного Бюро Расследований. Я обращаюсь к вам этим вечером, поскольку закон и порядок в Соединённых Штатах рухнули. У нас нет президента, нет и законного преемника, дабы занять Белый Дом. После отставки Джона Нэнса Гарнера, Палата представителей и Сенат решили предпринять узурпацию власти, не имея на то права с точки зрения Конституции. Таким образом, верховенство закона, равно как