Успех Рокфеллера в Месаби привел к столкновению двух самых богатых людей Америки, Джона Д. Рокфеллера и Эндрю Карнеги. Деловой подход мужчин часто, как в зеркале, повторял друг друга, оба были подчеркнуто внимательны к деталям, беспощадно урезали цены и держали дивиденды на низком уровне. Оба боролись с собственной непризнаваемой жадностью, являлись первопроходцами в филантропии и гордились тем, что дружат с рабочими людьми. И все же они, судя по всему, не ладили. Каждое Рождество они обменивались подарками, Рокфеллер дарил Карнеги бумажный жилет, а Карнеги отправлял трезвеннику превосходный виски. В письмах к коллегам Карнеги часто посмеивался над Рокфеллером, отказываясь признать поражение и собственную недальновидность, и он страдал от заблуждения, что в предприятии Месаби Рокфеллер сговорился с коллегами из «Стандард Ойл». Услышав в первый раз о его пакте с Мерриттами, Карнеги заявил правлению своей сталелитейной компании: «Помните, «Рокафеллоуз [sic] энд Портер» будут владеть [железной дорогой] а это все равно, что владеть нефтепроводами – Производители особо ничего не сделают… Я не думаю, что люди «Стандард» сумеют создать монополию в руде, как в нефти, им не удавалось ни одно новое начинание, а у Рокфеллера сегодня репутация, как у одного из худших инвесторов в мире»89.

Карнеги, слишком снисходительно относившийся к Рокфеллеру, серьезно недооценил развитие дела с рудой. Он предпринял решительные шаги для контроля кокса и угля и решил, что руда всегда останется дешевой и в изобилии, и прямо сказал коллегам, что их «блестящие и талантливые молодые партнеры» не должны прикасаться к этому делу90. Когда колоритный Генри Оливер из Питтсбурга попытался заинтересовать Карнеги совместным предприятием с Мерриттами, тот ответил нотацией: «Если и существует часть отрасли, которая не дает стимула, это руда»91. К счастью, подчиненные Карнеги не послушали его и взяли долю в руде Месаби. В результате «Карнеги стил» не была полностью исключена из лихорадки захвата участков в северной Миннесоте.

Карнеги, не сумев двинуться агрессивно, беспомощно смотрел, как Рокфеллер применяет к железной руде уроки, выученные на нефти, такие, как контролирование промышленности с помощью транспорта и подрывание конкурентов слишком низкими ценами, которым тем нечего противопоставить. Две тенденции промышленности в итоге вынудили Карнеги заключить сделку с Рокфеллером. По мере того как слияния объединяли сталелитейную промышленность, стало важным обеспечить надежные источники снабжения. И так как новые печи приспособили под руду Месаби, которая была дешевле грязи, она стала промышленным стандартом. К 1896 году пресса гудела домыслами, что Рокфеллер построит огромный сталелитейный завод в Кливленде или на юге Чикаго, сформирует стальной трест по модели «Стандард Ойл» и пойдет нос к носу с Эндрю Карнеги. Тем временем Рокфеллер влил еще девятнадцать миллионов долларов в Месаби, чтобы подкрепить свои операции с железными дорогами и судами.

Карнеги досадовал, что Рокфеллер, нефтяник, имел такое выдающееся предвидение в деле с железной рудой. В частной переписке он выпускал раздражение в мелких уколах, упоминая его насмешливо, как Рокафеллоу, а позже – как человека-катастрофу, Рекафеллоу. В декабре 1896 году смирившийся Карнеги наконец согласился на масштабную сделку. Он обещал принять весь объем производства главных выработок Рокфеллера (минимум шестьсот тысяч тонн руды) по самой минимальной цене двадцать пять центов за тонну. Но в обмен на такую невероятную скидку Карнеги соглашался отправить весь объем и еще шестьсот тысяч тонн с его собственных шахт по железным дорогам Рокфеллера и на его судах. Это были такого же рода договоренности услуга за услугу, которых Рокфеллер достигал с железными дорогами, монополизируя нефтяную промышленность. Чтобы заключить перемирие, Карнеги обещал воздержаться от покупки новых месторождений Месаби или транспортирования железной руды, если Рокфеллер откажется от любых замыслов соорудить сталелитейный завод. Поколение спустя, Карнеги все еще хвалился этой сделкой перед комитетом Сената. «Знаете, мне греет сердце думать, что я обошел Джона Рокфеллера в сделке»92. На самом деле сделка была запоздалой попыткой Карнеги исправить собственную ошибку.

Мелкие конкуренты решили, что пережить союз крупнейшего добытчика и крупнейшего потребителя железной руды невозможно, и Карнеги с Рокфеллером ловко выгадали. Как и с нефтью, цены на руду скользнули ниже, обанкротив малодоходных добытчиков и скрепив альянс Рокфеллера – Карнеги. С завершением десятилетия за оставшиеся участки Месаби разразилась яростная конкуренция. Цена акций «Лейк супериор консолидейтед», которые Рокфеллер купил за десять долларов в 1894 году, взлетела до шестидесяти долларов в 1899 году, семидесяти долларов в 1900 году, затем до невероятных ста долларов в 1901 году.

* * *

Америка стояла на пороге эпохи экономической консолидации и видела, как тресты появляются во многих отраслях. То, что Рокфеллер совершил в нефти поколением раньше, теперь повторяли в стали, меди, резине, табаке, коже и других продуктах – во многом к обеспокоенности избирателей. Президентские выборы 1896 года четко прочертили идеологические линии. Кандидат от демократов Уильям Дженнингс Брайан, красноречивый оратор, которого обожали социалисты, популисты и сторонники серебряной партии, выступал против бывшего губернатора Огайо Уильяма Мак-Кинли, убежденного защитника тарифов, трестов и твердой валюты. Опасаясь президентства Брайана, предприниматели превратили кампанию Мак-Кинли в крестовый поход против неверных-противников трестов. «Стандард Ойл» поставил двести пятьдесят тысяч долларов в казну Мак-Кинли – половину всех вложений демократов, – а Рокфеллер отправил еще две с половиной руководителю кампании Марку Ханне. Для человека, обычно с пренебрежением относящегося к политикам, Рокфеллер продемонстрировал необычную страсть к Мак-Кинли, заверив: «Я не вижу, что мы еще можем сделать, чтобы служить стране и нашей чести»93.

Деловое сообщество отреагировало на победу Мак-Кинли, как будто Америка благословенно спасена от революции, настроение обобщилось в поздравительной телеграмме от Ханны Мак-Кинли: «Бог у себя на небесах – все правильно с миром»94. За следующие нескольких лет в деловых кругах укрепилась новая вера в неизбежность и несравненную эффективность монополий. Марк Ханна, которого пресса теперь прозвала «Доллар Марк», громко заявлял, что антитрестовский закон Шермана никогда не позволит помешать этой тенденции в администрации республиканцев.

Американская экономика, простимулированная испано-американской войной, золотой лихорадкой на Клондайке и успокаивающим присутствием Мак-Кинли, рванула вперед в конце 1890-х годов и выдвинула Соединенные Штаты по сравнению со всеми другими государствами в промышленном потенциале. В стране, которая все еще любила изображать себя состоящей из мелких предприятий, огромные компании охватывали рынки от побережья до побережья. В 1897 году сатирик Финли Питер Данн заметил: «Я видел, как Америка распространилась от Атлантики до Тихого океана с филиалами «Стандард Ойл компани» в каждом поселении»95. Между 1898-м и 1902 годами сто девяносто восемь трестов или гигантских новых корпораций появились в угольной, сахарной и других отраслях, порождая рост ответной реакции. На антимонопольной конференции в Чикаго в 1898 году Уильям Дженнингс Брайан вызвал рев своих приверженцев, прокричав: «Одна из великих целей правительства – это вдеть кольца в носы свиней!»96 Администрация Мак-Кинли, верная своим обещаниям, стояла на страже новых корпоративных гигантов.