– Жадных до власти благочестие порой обращает в чудовищ, – заметила Эда. – Они любое учение извращают так, чтобы оправдывать свои поступки.

Она такое уже видела. Мита, казня Залу, верила, что служит Матери.

– Потом Венц стала ждать, – рассказывал Лот. – Ждала, вырастет ли Сабран более благочестивой, чем была ее мать. Когда Саб отказалась рожать, Венц увидела в этом бунт. Она нанимала людей для вооруженного вторжения в Королевскую башню, надеялась напугать королеву. Ты, Эда, правильно догадалась. Она и рассчитывала, что тех головорезов перехватят. Обещала расплатиться с их семьями.

– И внедрилась в спектакль Трюд, чтобы убить Льевелина? – (Лот, отвечая Маргрет, кивнул.) – Но зачем?

– Льевелин вел торговлю с Сейки. Так она мне объяснила. И еще сказала, что он разорял Инис, – хотя, по правде сказать, думаю, она не могла простить, что Сабран пренебрегла ее советом в выборе супруга. Что ушла из-под ее влияния.

– Правда, Саб, как видно, прислушивалась к Льевелину, – признала Маргрет. – По его просьбе она впервые за четырнадцать лет показалась из дворца.

– Вот именно. Многогрешный выскочка приобрел слишком много власти. Он свое дело сделал, наделил Сабран потомством, так пусть умрет. – Лот покачал головой. – Узнав от врачей, что Сабран никогда больше не зачать, Венц увидела в том доказательство, что она – порченое семя, что дом Беретнет больше недостоин служить Святому. И решила, что трон должен перейти наконец к единственно достойным потомкам Святого Союза. К ее наследникам.

– Такого признания должно хватить для приговора, – сказала Эда.

Лот мрачно усмехнулся:

– Полагаю, хватит.

В эту минуту мажордом ударил посохом о пол:

– Ее величество королева Сабран!

Двор замолк, поднимаясь на ноги. Когда Сабран в сопровождении серебряных рыцарей-телохранителей вступила в сияние свечей, зал дружно вздохнул.

Никогда еще Эда не видела ее такой величественно одинокой. Обычно королева входила в зал вместе со своими дамами, или с Сейтоном Комбом, или с другими важными особами.

Сабран не напудрила лица. Из драгоценностей на ней было лишь одно коронационное кольцо. Платье черного бархата, с траурно-серым лифом и рукавами. И каждому с первого взгляда было видно, что ребенка нет.

По залу забегали растерянные шепотки. По обычаю королева при своем первом выходе после уединения в покоях выносила завернутую в пеленки дочь.

Лот встал, позволяя Сабран пройти к трону. Королева опустилась на сиденье под взглядами своего двора.

– Госпожа Лидден, – твердым голосом произнесла она, – не споешь ли ты нам?

Рыцари-телохранители заняли свои места за верхним столом. Кудель не снимал руки с рукояти меча. Дворцовые музыканты начали игру, и Жиллет Лидден запела.

С главной кухни вынесли серебряные блюда, расставили на столах все угощения, какие мог предложить зимний Инис. «Лебединый» пирог, павлины, жареный гусь, запеченная оленина в густом чесночном соусе, посыпанный миндальной стружкой и серебристыми листьями налим, белая капуста, пастернак в меду, обжаренные в масле мидии с красным винным уксусом. Понемногу за столами вновь завязывались разговоры, но никто, казалось, не мог оторвать глаз от королевы.

Паж наполнил их кубки ледяным хротским вином. Эда взяла несколько мидий и кусочек гусятины. За едой она искоса поглядывала на Сабран.

Она узнавала выражение на ее лице. Хрупкость под маской силы. Когда Сабран подносила к губам кубок, одна только Эда замечала, как дрожит ее рука.

Сладкие печенья, засахаренные сливы, груши с пряностями и смородиновый пирог, рожки со снежным кремом и яблочные тартинки среди прочих лакомств последовали за главными блюдами. Когда Сабран поднялась и мажордом призвал к молчанию, снова упала мертвая тишина.

Сабран начала не сразу. Она строго и прямо застыла, сложив руки на талии.

– Добрые люди, – заговорила королева, – мы знаем, что в последние дни двор в беспокойстве, что наше отсутствие встревожило вас. – Она произносила слова негромко, но каким-то образом заставляла себя услышать. – При этом дворе нашлись люди, составившие заговор с целью разбить дух верности, издавна связующий народы Добродетели.

Она ничем не выдала боли. Словно каменная.

– Вас, несомненно, поразит известие, что во время нашей недавней болезни мы были заперты в Королевской башне одной из наших же советниц, покушавшейся на данную нам Святым власть. – Зал зароптал. – Эта советница воспользовалась нашим отсутствием в своих честолюбивых целях, стремясь похитить наш трон. И это потомок святой крови!

Слова королевы проняли Эду до глубины души, и она не сомневалась – остальных тоже. Они били как волна, никого не минуя.

– Из-за ее деяний нам приходится опечалить вас известием… – ее ладони легли на живот, – что от испытанного в Королевской башне мы… потеряли возлюбленную дочь, которую носили в себе.

Молчание длилось. И длилось.

И длилось.

А потом одна фрейлина всхлипнула, и ее всхлип отозвался ударом грома. Зал взорвался.

Сабран не шевельнулась, не изменилась в лице. Гости кричали, требуя мести виновным, и мажордом тщетно стучал посохом, призывая к тишине, пока Сабран не подняла руку.

Гомон мгновенно стих.

– Времена ненадежные, – заговорила Сабран, – и мы не можем позволить себе отдаться горю. Тень пала на наше государство. Пробуждается драконье племя, и на их крыльях летит ветер страха. Мы видим этот страх на каждом лице. Мы видим его даже на своем.

Эда наблюдала за толпой. Каждый услышал эти слова. Намекнув на свою уязвимость – открыв малую трещинку в своей броне, – королева всем показала, что она с ними.

– Но в такие времена мы должны как никогда полагаться на Святого, – продолжала Сабран. – Он открывает объятия устрашившимся. Он заслоняет нас своим щитом. И его любовь, как меч в его руке, дает нам силу. Пока крепка великая кольчуга Добродетели, мы непобедимы.

Мы намерены любовью восстановить то, что разрушила алчность. Сегодня, на Зимнем пиру, мы прощаем всех, кто, торопясь услужить своей госпоже, в поспешности и страхе забыл о службе своей королеве. Их минует казнь. Они познают милость.

Но женщине, которая их использовала, нет прощения. Ее жажда власти, ее злоупотребление силой подчинило других ее воле. – Многие закивали. – Она опозорила святую кровь. Она презрела избранную ею добродетель: в своем лицемерии, в своей злобе Игрейн Венц забыла о справедливости.

При этом имени за столами заволновались.

– Игрейн Венц своими поступками обесчестила рыцаря Справедливости. И потому я ожидаю, что ее признают виновной в государственной измене. – Сабран очертила знак меча, и весь двор отразил ее движение. – Все герцоги Духа вскоре будут допрошены. Мы горячо надеемся, что прочие окажутся невиновными, но мы склоним голову перед доказательствами.