Но вернемся к операциям флота. Согласно приказам, которые я отдал моей эскадре, все бочонки, кроме смоляных, должны были быть отправлены на берег; следовало приводить в порядок свои корабли и их наружную обшивку. Все конопатчики одновременно должны были находиться на одном корабле. Так как было много лесоматериалов, плотникам (за исключением тех, что работали над изготовлением мачт) было приказано изготовить кницы704, чтобы усилить «Не Тронь Меня» и «Надежду»; и каждый корабль отправил на берег офицера с необходимым числом людей, чтобы построить печи и перепечь всю имеющуюся муку в хлеб, когда печи будут готовы. Они едва могли печь мягкий хлеб для ежедневного потребления, так как мы были обязаны хранить то небольшое количество сухарей, что мы имели, чтобы с ними пойти на Парос. Там мы имели основание ожидать, что контр-адмирал Елманов, который был на Менорке, испечет хлеб для флота [так!], и он [Елманов] (что было подтверждено по прибытии с Пароса фрегата «St. Paul») привез нам 40 коробок свечей, которые я заказал в Ирландии.

Свечи прибыли в самый критический момент. Адмирал Спиридов приказал весь воск, который найдется на Тассо (которого обычно там бывает предостаточно), собрать для нужд флота, но тем временем пришли несколько французских торговых судов и скупили у местных жителей весь воск. Французы даже имели нахальство просить у адмирала Спиридова пороха, которым он весьма любезно их снабдил. Одно из этих французских судов имело только балласт: его послали шпионить. Капитан этого французского судна превосходно говорил по-английски, и ему почти удалось сманить нескольких англичан, которые служили во флоте. Он предлагал им гинею705 в день, если они поедут в Константинополь и будут служить туркам против русских. Он бы и преуспел с некоторыми, если бы это не стало известно графу Эффингему, который сообщил об этом мне, когда шлюпка была отправлена за Кейси и лоцманом с «Надежды»706, которые ушли через остров, чтобы сесть на французский корабль, дрейфовавший за оконечностью острова, где он нам был не виден. Капитан обещал после того, как они побывали в Константинополе с донесениями, прибыть на Парос и взять всех англичан, которые захотят уехать, но он так туда и не добрался, а после того, как он отбыл, было сообщено, что он имел приказ предложить мне стать капудан-пашой – а это второй пост в Турции – с жалованьем в 1800 фунтов стерлингов и подарком в 30 000 цехинов (zequins) за то, чтобы я оставил русских.

Когда корабль адмирала Спиридова «Св. Евстафий» взорвался при Чесме, адмирал потерял свои шифры и не мог без них поддерживать секретную переписку. Поэтому он обратился ко мне, чтобы получить копию моих и чтобы я разрешил Ньюману объяснить его секретарю, как дешифровать корреспонденцию. Поскольку я получил какое-то количество свечей, то, зная, что его эскадра в них сильно нуждалась, я написал ему следующее письмо:

Капитан фрегата «St. Paul» Панайота [Панайоти Алексиано] привез нам также сведения, что албанцы и склавонцы, которые так пострадали от турок на Лемносе, прибыли на Парос раньше графа Орлова и наложили тяжелую контрибуцию на жителей Пароса. Помимо этого они отняли у жителей весь домашний скот, какой смогли достать. Он также сообщил, что гавань на Паросе весьма закрытая, что граф Орлов отправился с адмиралом Грейгом в Ливорно и его брат Федор на «Ростиславе» в Мессину, чтобы килевать и обшивать корабль, так как он никогда ранее не был обшит.

Замечание [на поле отмечено, что это marginal note]:

До своего отъезда граф оставил приказы адмиралу Спиридову провести военный суд над капитаном Роксбургом за потерю «Святослава»; заседания суда проходили нерегулярно709, их откладывали, иногда случались перерывы на неделю. Они приказали принести им все судовые журналы, включая журнал английского лоцмана Гордона. [Только] один из членов суда – капитан Борисов – мог хорошо читать по-английски710, и моему секретарю Ньюману было приказано присутствовать в качестве переводчика. Но я уверен, что его малодушие не позволило бы ему (хотя и под присягой) переводить многие части журнала Гордона, так как некоторые российские офицеры столь сурово были представлены в этом журнале, что бедный переводчик никогда не рискнул бы сказать им правды, не подвергая себя при этом величайшей опасности. Во время заседаний члены суда обратились к адмиралу Спиридову за некоторыми сведениями о Гордоне, и адмирал написал мне. На это я ответил: