Не следующее утро я увидел еще паруса шести [?] таких же судов, направлявшихся к Дарданеллам; они приближались к мысу Янисари, шли к северу от Тенедоса и, как я полагаю, имели сведения о том, что мы находимся на рейде.

[19/]30 ноября был дан сигнал сниматься, и мы смогли с трудом вырулить. Вскоре мы отошли достаточно далеко, чтобы обойти Тенедос на ветре. Мы увидели еще 5 судов, приближающихся к нам, взяли 4 из них, но некоторые подошли так близко к берегу, что смогли высадить часть пассажиров, пока наши шлюпки добирались до них. Мы опять встали на якорь у юго-восточной точки Тенедоса, потому что рагузинское судно было далеко позади нас и чтобы распределить людей на призовые суда. Одно из этих судов было примерно 150-тонным, груженным рисом, что было величайшей подмогой, так как в эскадре хлебный паек был сокращен до 3 фунтов хлеба в неделю; остальные были нагружены апельсинами и лимонами, в основном апельсинами с Хиоса, снятыми недавно с дерева, самыми вкусными, какие я едал, некоторые из них давали полпинты сока, и их было достаточно, чтобы обеспечить обе эскадры, отправив на каждый линейный корабль около 10 000 апельсинов и пропорциональное число на фрегаты.

На следующее утро ветер стал попутным, и мы встали под паруса, чтобы направиться на Парос, где нашли адмирала Спиридова718. Я дал ему отчет о судах, которые захватил. На них были также 30 небольших тюков шелка, как мне сказали, предназначенных для сераля, которые были спрятаны на «Не Тронь Меня» и заперты до тех пор, пока их можно будет разделить. Через моего секретаря я объяснил адмиралу Спиридову необходимость нескольким судам продолжать крейсерство при Тенедосе, чтобы помешать поставкам в Константинополь, но все было напрасно. Он, казалось, был убежден, что его самого атакуют; тем или иным образом хитрые греки сумели его убедить, что действительно существует сила, которая идет его атаковать, и он сообщил об этом мне, спрашивая совета или мнения719. Соответственно, я послал ему следующее письмо:

Я не получил ничего в ответ на это письмо, так как он не хотел ни расставаться с такими силами, ни отправляться сам. Был поставлен сигнальный дом721, и офицер с людьми находились там. Что касается меня, то я не испытывал никаких опасений относительно атаки, особенно в то время года, когда турки никогда не выходят в море. Однажды дан был сигнал, что виден флот; после этого началась анархия и все пришло в замешательство. Адмирал стал поднимать реи и стеньги, офицеры на борту моего корабля побледнели и вдались в панику. Граф Эффингем и я сошли на берег, чтобы взобраться на сигнальную вышку, но еще до того, как мы вскарабкались на вершину, через расселину мы увидели, что то был русский адмирал с транспортными судами. Это оказался контр-адмирал Арф, датский офицер. Примерно в это же время прибыл бриг «Hazard», английское судно на российской службе, и граф Эффингем воспользовался возможностью на этом судне отправиться в Ливорно. На том же судне были также отправлены некоторые подлекари (surgeon’s assistаnts) и лоцманы, которые пожелали получить увольнение722.