Мы всей компанией разбили лагерь в ирландском доме Ронни в графстве Килкенни, чтобы начать работу над Voodoo Lounge, и все шло путем, но в один прекрасный день мы выяснили, что Джерри Ли Льюис тусуется где-то по соседству — толи бегает от налоговой службы, то ли что. До него было часа два езды, поэтому мы его спросили: не хочешь приехать поиграть? Однако, видимо, Джерри в тот момент понял это приглашение по-другому — или так оно до него дошло, — что ему вроде как предложили записать сольный альбом Джерри Ли Льюиса, a Stones должны были ему подыгрывать. Но мы только позвали его приехать поиграть, в смысле поджемовать: график нас не прессует, студия подготовлена, так чего бы нам не устроить небольшой рок-н-ролл? И мы с ним наваяли материала, классного причем, и где-то он существует на пленке. Потом мы сидели слушали, что получилось в записи и Джерри вдруг начинает: слышите, ударник здесь запаздывает. Начинает отчитывать, устраивать разнос группе. А вот здесь гитара... И я тогда посмотрел на него и говорю: Джерри, мы же просто на пленку наиграли, мы не трек пишем. Меня опять стал накрывать красный туман. Я сказал если хочешь разнести мой бэнд, то как твоя фамилия — Льюис, правильно? Значит, ты из Уэльса. Говорю: моя фамилия Ричардс, так что мы с тобой оба валлийские. И давай с глазу на глаз: я посмотрю в твои голубые зенки, как у деточки, а ты в мои черные, и, если хочешь, пойдем выйдем. Но не смей мне, на хуй, тут разборки устраивать. И вышел — вскочил и протопал на улицу, и, кстати, сочинил из этого Sparks Will Fly, когда сидел у костра. Чач Маджи, многолетний бригадир нашей артели техников, рассказывал, что Джерри просто повернулся ко всем и сказал: «А что, обычно срабатывает». Но записали мы с ним в тот вечер что-то офигенное. И для меня было по-настоящему почетно играть в такой ситуации, когда мы спрашивали: Джерри, какие твои предложения? О’кей, играем House of Blue Lights. Роскошно. Наконец-то мы встретились с Джерри на том уровне, на котором такие, как мы, должны встречаться, и с тех пор он уже стал мне как брат.

Новой котлетой в сандвиче между Миком и мной стал Дон Уоз, которого мы взяли продюсером. Слишком умный парень, чтобы его запросто съесть. Дон владел редкой комбинацией: отточенные дипломатические навыки и музыкальное чутье. Свое, не виляющее — не за модой уж точно. И если что-то не могло получиться никак, он так и говорил: «По-моему, ничего не получится» — а это очень мало кто умеет. Обычно нам просто дают возможность колупаться с этим дальше — безрезультатно. Или вежливо говорят: ну давайте оставим это пока, давайте займемся чем-нибудь другим, а потом вернемся. С такими способностями Дон прекрасно отработал на всех следующих четырех альбомах, включая этот, Voodoo Lounge. У него звездная репутация в бизнесе как у талантливого продюсера, длинный послужной список лучших из лучших клиентов, но в первую очередь он музыкант, что сильно все облегчает. Плюс к этому он сам закаленный боец в психологической внутригрупповой войне, а мы с Миком - старейшие ветераны этого дела. У Дона была группа Was (Not Was), он её основал с чуваком, с которым вместе вырос. Они никогда ни о чем не спорили, пока не накрыл успех. Потом они шесть лет не разговаривали друг с другом, потом все потонуло во взаимном озлоблении. Знакомая картина, да? У Дона тоже и группа, и дружба все это пережили. По его пониманию, в генах каждой группы заложено, что рано или поздно два главных человека начнут конфликтовать, потому что один из них начнет беситься от мысли, что, чтобы выдавать лучший продукт, он должен работать и играть вместе со вторым, и поэтому необходимо, чтобы этот второй точно так же был на виду, необходимо принимать его в расчет. И это заставляет первого ненавидеть второго. Ну, правда, в моем случае со мной такого не случилось — я хотел, чтобы мы могли положиться друг на друга, хотел и дальше работать вдвоем.

Пусть Дон расскажет, к чему все пришло, когда мы сели сводить альбом в Лос-Анджелесе.

Дон Уоз: Когда мы делали Voodoo Lounge, Кит с Миком встречались, обменивались любезностями насчет какого-то футбольного матча секунд тридцать и расходились по разным углам. А потом они начинали играть, и их уровень взаимодействия друг с другом — на нем держалась вся группа. Пока мы записывали альбом, я всю дорогу думал, что они перезваниваются часов, наверное, в пять утра каждый день и обговаривают, что они будут сегодня делать, и все такое. И только под самый конец я выяснил, что они вообще между собой не общались. Единственный раз, когда кто-то из них позвонил другому, как рассказывал мне Мик, — это когда Кит, сидя у себя и гостинице, в Sunset Marquis, ткнул не ту кнопку быстрого набора на телефоне, а Мик снимал отдельный дом на холмах, и Кит позвонил Мику и попросил принести еще льда. Он думал, что звонит в обслуживание номеров.

При всем при этом Дон на самом первом этапе здорово запаниковал из-за одной стычки между мной и Миком, внезапной и, как всем казалась, смертельной, в студии на Уиндмилл-лейн в Дублине — ни с того ни с сего, несмотря на наше видимое примирение. Произошло все из-за начисто отсутствовавшего общения, из-за накопившегося, нагноившегося раздражения. Взрыв стал кульминацией множества вещей, но в основном, я думаю, дело было в этой мании все контролировать, которую я с большим трудом переваривал и вообще терпел. Мы с Ронни вернулись тогда в студию, а Мик изображал спертые у кого-то риффы на новеньком «Телекастере». Песня была его, она называлась I Go Wild, и он что-то бил по струнам, приседая. Как говорят, я сказал следующее: «Вообще-то в этой группе только два гитариста, и тебя среди них нет». Наверное, хотел просто приколоться, но Мику прикол не покатил — он его воспринял не так, как надо, а потом все стало еще хуже. Я на него наехал, и, по свидетельству очевидцев, мы снова понеслись гвоздить друг друга словами по всем возможным поводам, от Аниты до контрактов и предательств. Разошлись не на шутку, задевали друг друга чем побольнее. «А как насчет того? — «А как насчет другого?» И все остальные тут же смылись: ассистенты, и Ронни, и Дэррил, и Чарли, и все — бросились в аппаратную, как в укрытие. Не знаю, слушали они через микрофон или нет, но несколько людей эту ругань застали. Дон Уоз, который назначил себя арбитром, попробовал устроить небольшую челночную дипломатию и после этого мы разошлись в разные концы здания. «Но вы ведь говорите одно и то же» — такого рода тактика. Старый трюк. Дон сказал мне, что абсолютно искренне считал: если будет произнесено еще хоть одно слово, все сядут на самолеты и наша лавочка прикроется навсегда. Чего он не учел - это то, что мы занимались этим переругиванием уже тридцать лет. В конце концов, часа, наверное, через полтора мы обнялись и пошли дальше делать наше дело.

Вообще-то Дона Уоза изначально рекрутировал Мик. Мик всегда хотел работать с Доном, потому что Дон — грувовый продюсер. Он делает грув, музыку, чтоб танцевать. Но, когда мы добили Voodoo Lounge, Мик сказал, что больше не будет работать с Доном, потому что он нанял его делать грув, а Дон хотел сделать Exile on Main St. А Мику нужен был The Black Album Принса или что там, не знаю. Мику опять хотелось чего-нибудь эдакого, что он услышал вчера вечером в клубе.

Самый большой страх у Мика в это время, как он сам твердил журналистам, — это что ему, как он выразился, навечно прилепят ярлык Exile on Main St. Но Дону было интересней защитить все хорошее, что было у Stones, он не хотел делать ничего ниже планки, взятой в конце 1960-х и начале 1970-х. Почему Мик боялся Exile? Слишком уж была хороша штучка - вот почему! Каждый раз я слышал это: «Нет, у нас нет желания возвращаться в прошлое и заново записывать Exile Main St», и тогда думал про себя: «Чувак, блин, да ты б его сейчас не потянул!»