– Ваша спутница… кто она? – спросил Гейс.

– Алазаис Летопись. Ее лучше не злить.

– Совершенный, чего вам надо? – перешел к сути Гатор, который, по всей видимости, больше остальных не желал, чтобы его заметили с мейсалянином.

– Просто хотел узнать, как вы поживаете. Все гадал, последовали ли вы моему совету и явились ли на поклон к графу Реймону. Нынче вид у вас получше. Алазаис, эти люди помогли мне во время последнего путешествия в Антье.

– На разбойников похожи.

– Мы больше не разбойники! – не вытерпел Гартнер. – Служим графу Реймону и выслеживаем настоящих разбойников и шпионов. И страшил из Конгрегации.

Гатор и Гейс разинули рты от изумления: Гартнер редко болтал.

– Гарт, да что с тобой такое? – рявкнул Гатор.

– Не хочу, чтоб он думал, будто мы такие, какими были до встречи с ним. Вот и все.

Младенец Кедлы захныкал. Брат Свечка понял, что кроха проголодался. Такого тихого ребенка монах раньше никогда не видел. Да и старший, Раульт, всегда вел себя тише воды ниже травы. Вот и сейчас он встал и выглянул из тележки. Обычно присутствие мальчика можно было и вовсе не заметить.

Четверо братьев оторопело смотрели, как Кедла кормит кроху грудью. Копье она по-прежнему держала в правой руке.

– Вы, видать, правы, совершенный, – пробормотал Гатор. – Вылитая дева-воительница. Только вот не дева уже.

– Так вы теперь честно зарабатываете на хлеб?

– Честнее не бывает. Ничего такого не делаем, что могло бы разозлить графа и его даму.

– Мне нужно в Антье, – сказал брат Свечка. – У меня послание к графу. Сначала шел с беженцами из Каурена, но они решили остаться здесь.

– И она тоже?

Кедла прислонила копье к повозке и занялась грязными пеленками, но бывшие разбойники смотрели на нее все с той же опаской.

– Говорит, что пойдет со мной. Надеюсь, передумает.

Гартнер сделал два неуверенных, осторожных шажка к Кедле:

– Дамочка, вам с малыми помочь?

Удивленная Кедла оглянулась на брата Свечку, но тот пожал плечами.

– Решай сама, – сказал он. – Со своими собственными детьми он хорошо ладил.

– Скучаю по ним, – пожаловался Гартнер, делая еще два шажка – так, чтобы Кедла не встревожилась.

– Это точно, – поддакнул Гатор. – Не думали, что столько задержаться придется.

– Вам удалось устроить родных?

Каким же они тогда казались отчаявшимся сбродом!

– У графа и для них место нашлось. Это тоже наше поручение: пускаем слух, что граф Реймон примет любого, кто будет ему верен. Гляньте-ка.

Гартнер вытащил из повозки Кедлы кожаное ведро и потопал к речке. Потом вместе с девушкой они помыли Раульта и младенца. Кедла позволила бывшему разбойнику помочь, но к копью его близко не подпускала.

– Сколько годков ей? – спросил Гатор. – Такая молодая с виду, а такая суровая.

– Восемнадцать-девятнадцать, – отозвался брат Свечка, прикинув в уме.

– И безмужняя?

– Теперь безмужняя. Во время осады Каурена муж схлопотал стрелу в висок.

Сомс умер, не дело говорить о нем дурное.

Гейс жаждал подробностей.

Брат Свечка пересказал ему кое-какие печальные детали.

– Выходит, когда вы нас окликнули, – протянул Гатор, – хотели нас задурить, чтоб мы вас проводили в Антье.

– Что-то в этом духе, да.

– Неохота мне. Только-только тут устроились. Но теперь все видели, как мы с вами болтаем. А про вас каждому известно: графу Реймону служите. Так что, видать, придется смыться ненадолго. Чтоб подозрения не вызывать.

– Ты так великодушен…

– Совершенный, мы перед вами в долгу. Хоть я и жалею, что вас повстречал. Прошлую зиму мы бы не пережили. Обернемся быстро, теперь дороги отсюда и до Антье безопасные. Тех душегубцев, кого не удалось приструнить, истребили.

Гартнер и Кедла обменялись резкими словами, но за копье девушка не стала хвататься.

– Вы с Алазаис поаккуратнее, – предупредил брат Свечка. – Она вспыльчивая.

– Я заметил. Совершенный, если вместе пойдем, нам надо подготовиться. До завтречка подождете?

– Раз надо, так надо.

– Тогда встретимся возле моста на рассвете.

Брат Свечка кивнул и пошел успокаивать Кедлиного ослика. Бедная заезженная животина.

Кое-кто из беженцев передумал: родители Кедлы, ее кузины Гилеметта и Эскамерола, пекарь Скарре с женой. Итого семеро путников, все явно с достатком, да еще среди них три вполне миловидные женщины – две, по всему, девицы. Смогут ли Гатор и Гейс устоять? Совершенному нужно заручиться поддержкой честного тугодума Гартнера.

А может, все выйдет иначе: Кедла ведь выдала каждой кузине по нескольку острых кинжалов.

Бывшие разбойники и теперешние шпионы ждали в условленном месте – и хоть и на плохоньких лошадках, но верхами.

– А чего вдруг народу столько? – удивился Гатор.

– Передумали, – отозвался брат Свечка.

– Ну, вроде их не так много. Все еретики?

– Точно. Но я единственный не сражаюсь.

– Старики да дети.

– Можешь послать нас подальше.

– Могу, но тогда ведь у меня повода не будет увидеться со своими, так выходит? А это еще что?

На мосту через Лаур поднялась суматоха. Кто-то что-то радостно выкрикивал, многие просто вопили. На мятеж не похоже.

– Мы готовы отправляться, но можно сначала выяснить, что стряслось, – предложил брат Свечка. – Вдруг это и нас касается.

– Вы там ничего не выкинули? – нахмурился Гатор. – Гарнизон за вами не гонится?

Из ворот Белого Города выбегали люди, а ведь там по-прежнему квартирует навайский гарнизон.

– Мы ничего не выкидывали. Разве что за утро Конгрегация успела захватить власть.

– Значит, новости какие-то. Важные, поди, – кивнул Гатор и махнул Гейсу: мол, езжай разведай.

Остальные медленно тронулись в путь.

– Опасное будет путешествие? – спросил Раульт Арчимбо, который страшно волновался за внуков.

– Пока близко к Антье не подойдем, все должно быть спокойно, – откликнулся Гатор. – Тех разбойников, которые к графу Реймону примкнуть не хотят, он истребляет. Жестоко. Ему важнее лиходеев приструнить, чем главнокомандующего задирать. Но вот рядом с Антье можем нарваться на патриарший патруль, тогда жди беды.

– Новый-то главнокомандующий вроде не так усердствует, как старый, – заметил Арчимбо.

– Есть такое дело, – согласился Гатор. – Больно уж ему патриарх мешает. Надавал кучу неумех да еще тех, у кого свое на уме. И ничего-то главнокомандующий поделать не может, как бы ни старался, потому как вечно кто-то сердится и требует, чтоб он сделал иначе.