Тот поморщился, после чего махнул рукой. Альвомир радостно улыбнулся и подозвал к себе разносчика.

— Что там в Сенате у тебя? — поинтересовался Саварик.

— Хочу сделать заявление, — ответил Эйрих. — Надо со всем этим кончать, невтерпёж уже.

— М-да, значит, ты серьёзно? — Саварик отпил пива, довольно крякнул и вытер пену с усов.

— Я — хозяин своего слова, — произнёс Эйрих. — Две кампании — ухожу на покой.

— Ты же юный ещё совсем, — Саварик, взглянувший на убавившийся уровень пива, дал знак разносчику. — Ещё две… нет, ещё три поставь, окажи любезность.

— Кто-то из известных тебе стариков сделал столько же, сколько успел сделать юный я? — спросил Эйрих.

— Ну, тоже верно, — пожал плечами Саварик. — Эх, жаль, конечно, что с племенем ничего не получилось. А я ведь настроился уже, что стану рейксом. При твоём содействии, конечно же…

— Всё в руках Господа Бога, — вздохнул Эйрих. — Сам чем планируешь заниматься?

— Да не знаю, пока что, — ответил франк. — Наверное, продолжу легатствовать при тебе, а как ты уйдёшь на покой, куда-нибудь подамся…

/30 августа 413 года нашей эры, Готическая республика, г. Рим/

— Ладно, пора мне, — встал Эйрих из-за стойки. — Не напивайся.

— Постараюсь, — заверил его Саварик. — Успехов там.

— Ага-ага.

Гигант быстро допил свою кружку пива, после чего схватил кружку, предназначенную Саварику, и опрокинул в себя и её.

— У-у-у, какой нехороший человек! — пригрозил ему пальцем Саварик.

Альвомир виновато улыбнулся ему, после чего убежал вслед за Эйрихом.

— Эй, разносчик, дай мне ещё два пива!

«Поправив мрачное положение вещей» ещё четырьмя кружками, Саварик пошёл в общественный туалет, чтобы избавиться от лишнего.

Делать ему особо нечего, он уже половину декады в городе — взял увольнение на декаду. Падшие женщины, моря вина и браги, реки пива, посещение пиров, свадеб, даже похорон — Саварик чувствовал себя в центре событий, но… это уже как-то приелось…

В родном племени к нему отношение сложилось неоднозначно. С одной стороны, он приезжал в родные края, предлагал, обещал и заверял, а с другой, как оказалось, не так предлагал, недостаточно обещал и неубедительно заверял. Послушай его франкские старейшины сразу, не было бы истребления, коему подверглись франки от рук Флавия Аэция. Теперь он в положении «я же говорил — не послушали, а так и получилось», что никогда и никому не нравится. Ходящий на двух ногах символ ошибки вождей и старейшин.

«Ну и пусть сидят себе в Реции, коз пасут, суки…» — подумал Саварик, встав перед лункой туалета. — «Надо было слушать, когда я говорил. Я что, чирь на жопе, чтобы навязываться? Между прочем, кое-где уважаемый человек! Легат готического легиона! Воин-победитель, в числе прочих!»

— Эй-эй-эй, полегче! — отскочил от лунки сидевший над ней римлянин. — Следи, куда ссышь!

— Мои извинения, — опёрся Саварик о стену. — Перебрал чутка.

— Оно и видно.

Закончив с отхожими делами, Саварик кинул монету в чашку и пошёл дальше.

— Э, я его знаю, — донеслось со стороны ближайшего термополия.

— Да кого ты тут, сучья сыть, можешь знать⁈ — раздражённо вопросил знакомый голос.

— Да видел его при Эйрихе, ещё в Константинополе, — ответил первый голос.

Слова «Эйрих» и «Константинополь» вызвали в Саварике целый каскад воспоминаний, резко отрезвившие его разум. Он обернулся и увидел три знакомых физиономии.

— Я вас знаю? — спросил он, пройдя несколько шагов.

— Э, точно он! — воскликнул воин, лишённый нескольких пальцев на правой руке. — Ты же франк, верно⁈

Это те дружинники, что переметнулись от Эйриха на службу к восточному императору. Саварик не помнил, чтобы Эйрих хоть раз о них вспоминал.

— Легат Саварик, — представился он.

— Ниман Наус, — представился лысый, после чего указал на беспалого. — А это Хумул. Ну и вон тот патлатый — это Вихрабин.

— Я вспомнил вас, — кивнул Саварик. — Вы переметнулись к…

— Давай не будем о плохом, — поднял правую руку Хумул. — Ты же близок к Эйриху, так?

— Ну, насколько это возможно, — произнёс франк неуверенно.

— Можешь свести нас с ним? — спросил Ниман Наус.

— А зачем мне это? — поинтересовался Саварик.

— У нас есть немного деньжат, поэтому не обидим, — заулыбался Наус. — Пятьдесят солидов — этого хватит?

— Наверное, Эйрих захочет поговорить с вами и так, — пожал плечами Саварик. — Денег я с вас брать не буду, чтобы не обижались потом.

— Ты, главное, сведи нас с ним, а дальше мы сами, — махнул рукой Хумул. — Ну?

— Идите за мной, как раз делать нехрен было, — ответил Саварик.

Они вышли на центральную улицу, ведущую к римскому форуму. Вечеринка у матроны Фурии начнётся только после заката, когда приличные люди будут спать в своих домах, а неприличные только начнут веселиться. И до вечера Саварику делать совершенно нечего.

— Насколько знаю, вы ушли на службу к восточному императору, — произнёс Саварик, когда они вышли к форуму.

— Да, было такое, — кивнул Хумул. — Но, знаешь, дворцовая стража — это одно, а вот когда тебя отправляют на юг, умирать в песках…

Саварик слышал, что слова и дела консула Балдвина дали своих благоприятные плоды и шахиншах Йездигерд I пошёл войной на Восточную империю, нарушив очередной «вечный мир».

«От того, что мир называют вечным, вечным он не становится», — подумал он. — «И эти трое, судя по всему, не захотели гибнуть в песках, поэтому сбежали, покрыв себя вечным позором».

—… и мы решили, что надо было оставаться с Эйрихом, — продолжал Хумул. — Вот чувствовал я, что в этом мальце есть потенциал, но поддался уговорам Науса…

— Пошёл на№%й! — возмутился Ниман Наус. — Это ты вечно начинал свою песенку «дружину не уважают, скоро, как римляне, начнём под струнку ходить, а потом Эйрих начнёт позволять себе децимацию за то, что не там посрал!»

Саварик усмехнулся. Эйрих завёл в легионах строжайший запрет на испражнение в неположенном месте, с прогрессивным ростом количества плетей рецидивистам. Был у него с этим какой-то пунктик…

— Ты ещё скажи, что ты с этим не был согласен! — выкрикнул Хумул.

— Сука, сейчас бы водили легионы… — с горечью произнёс Вихрабин. — А теперь мы беглецы, предатели… Нет. Дважды предатели…

Наус посмотрел на него с отчётливо видимой неприязнью.

— Вас, насколько помню, было больше, — произнёс Саварик, решив разбавить тяжёлую паузу.

— Нет больше никого, — вздохнул Ниман Наус. — Бадван, Храбнс и Ансивульф больше не выпьют с нами… Надеюсь, в Валхолле их приняли как истинных эйнхериев…

— Ты бы не болтал тут на языческие темы, — попросил его Саварик, боязливо оглядевшись по сторонам. — Очень опасное дело.

— А как Эйрих сам? — спросил Хумул. — Сегодня видел его?

— Недавно разговаривал и даже выпил с ним, — ответил Саварик. — Настроение у него… сильно зависит от того, что ему скажут в Сенате.

— А-а-а, старикан Торисмуд всё ещё увлекается этой ерундой, да? — усмехнулся Наус.

— Вы вообще ничего не слышали о том, что всё это время происходило? — удивлённо спросил Саварик.

— Да откуда бы? — спросил Хумул. — Мы же в Константинополе недолго просидели — через полгода отправили в Феодосию, ведь тамошняя солдатня не способна отражать набеги степняков! Будто мы, сука, способны! Там-то и потеряли Храбнса, м-да… Потом, ещё через полгода, вернули в Константинополь, но по дороге мы потеряли Бадвана, он съел какое-то говно и околел за ночь. Потом на юг отправили, чтобы держать рубежи в случае возможной атаки персов, но они всё не атаковали и не атаковали, суки… Сколько мы там проторчали?

— Дохрена, — ответил Вихрабин.

— Да, где-то около того, — кивнул Наус.

— Потом нас обратно в Константинополь, а как только мы доехали и начали расслабляться, как эта персидская б№%дина решила нанести подлый удар! — практически выкрикнул Хумул. — Ну, тут мы и решили, что нахрен не сдалась такая служба!

— А третьего где потеряли? — спросил Саварик.

— Ну, во время бегства из города, — ответил Наус. — Со стены пристрелили, суки. Он умер у меня на руках…

Выходит, что предателей наказала сама жизнь.

— Вот здесь стоим, — остановился Саварик у ступеней Капитолия. — Не знаю, сколько времени это займёт, но заседания Сената, к счастью, конечны.

/30 августа 413 года нашей эры, Готическая республика, г. Рим/

— Ух, как же вы все меня… — вышел Эйрих из здания Сената.

— О-о-о, Эйрих! — заорал кто-то.

Проконсул вгляделся в лица машущих ему людей и поморщился, будто от зубной боли.

Молча спустившись по ступеням, он прошёл к термополию.

— Вина и лепёшек, на одного, — сделал он заказ.