контингент из пяти тысяч обычных воинов. Но они, судя по всему, ни на что не повлияли…

Будь полноценная власть у Эйриха изначально, будь он ещё пару лет назад проконсулом, им бы вообще не пришлось оборонять Италию и решать нынешние задачи. Вероятно, Эйрих стоял бы сейчас под Карфагеном, прибыв туда с целью выкурить задницу Флавия Гонория…

От атаки действовать почти всегда выгоднее и Аэций, прекрасно знающий это, наверное, смеялся над Эйрихом, будто бы не решившимся вступать с ним в противостояние на чужой территории.

— Ладно, пленных держать под охраной, — произнёс Эйрих. — Где-то через декаду поведёте их колонной под Верону, там должны обустроить лагеря. Когда всё кончится, отпустим их, чтобы не ели наш хлеб зазря…

Теперь, когда на севере всё закончилось, ему следовало ехать в Рим, чтобы предложить вторжение в Галлию, которое прямо-таки напрашивается, ведь узурпатор Константин потерял два легиона из пяти располагаемых, причём, лучшие два.

Аэций, конечно, может помешать, но он сейчас может быть занят спасением своего положения при императорском дворе. Гонорий может быть слабовольным и апатичным, но он император и в его власти деликатно прикончить неудачливого консула за сокрушительные провалы.

Галлию можно брать прямо сейчас, она просится в руки, но лучше всего будет идти на Иберию, где положение вещей не совсем понятно, но предельно понятно, что Аэций будет вынужден перебросить часть сил, чтобы не потерять столь ценный регион.

— Альдрик, как закончите тут, ставьте оборонительный рубеж на западном рубеже и держите оборону, до особых распоряжений, — приказал Эйрих. — Мне надо на юг, уговаривать сенаторов…

/19 августа 413 года нашей эры, Готическая республика, г. Рим/

Без массы людей, следующей за тобой, путешествия — это быстро.

С двумя алами эквитов, Эйрих добрался до Рима в срок меньше декады и сразу же с дороги, не переодеваясь и не приводя себя в порядок, пошёл в Сенат.

— Это ещё кто такие?.. — тихо спросил он, когда увидел у холма три группы вооружённых воинов.

Две группы были центуриями из VII-го готического легиона, Эйрих знал их примипила, а одна группа была из римлян. И это его напрягло.

— Кто это такое? — подъехал он к примипилу Самунду.

— Долгих лет тебе, проконсул! — стукнул тот себя по нагруднику. — Это охрана римского посольства.

Вооружённых людей к Капитолию пускать нельзя, в официальное мирное время, но сейчас война, поэтому некоторые ограничения отменены. И, тем не менее, вражеские отряды подпускать настолько близко к залу заседаний Сената…

— Римское посольство? — переспросил Эйрих. — Неужто к нам заявился сам Флавий Аэций?

— Так и есть, проконсул, — ответил Самунд. — Накануне был произведён обмен заложниками, поэтому римский консул счёл возможным посетить Рим с посольством.

Эйриха в известность об этом не ставили.

— Он сейчас в Сенате? — уточнил он.

— Да, проконсул, — ответил примипил.

Это значило, что римляне хотят договориться. Император надеялся на чудо, верил, что Аэций — это ответ на все вопросы и способен поправить непоправимое, но чудо не состоялось. Кризис уже давно, задолго до Флавия Гонория, пересёк точку невозврата, поэтому поздно что-либо менять. И один человек не способен повернуть настолько далеко зашедший процесс вспять. И Эйрих бы не смог, окажись он на месте Аэция.

Поднявшись на ступени Капитолия, Эйрих кивнул охранной гвардии и прошёл в зал заседаний.

—… мирную альтернативу, — разглагольствовал консул Флавий Аэций. — Император, повинуясь воле своей милосердной души, готов признать за готами всю Италию и Западные острова, но готский народ должен гарантировать, что не будет посягать на остальные провинции империи. Что касается отнятой у патрициев земли — требуется соответствующая компенсация со стороны готского народа.

— Мы хотим себе Галлию и Иберию, — потребовал сенатор Торисмуд. — Иначе война будет продолжена, и мы всё равно заберём их. И тогда условия мирного договора будут гораздо хуже.

— Я пришёл сюда не как проигравший, — произнёс консул.

— Но можешь стать таковым, когда проконсул Эйрих Щедрый поведёт наши легионы по Иберии и Галлии, — гадливо улыбнулся сенатор Альдамир Седоголовый.

— Мы должны прийти к компромиссу, — Аэций оглядел всех присутствующих и увидел Эйриха. — А вот и проконсул.

— Не желаю тебе долгих лет и процветания, но рад, что мы, наконец-то, увиделись, — произнёс Эйрих.

— Тебе я тоже не желаю ничего, но также рад, что смог увидеть тебя, наконец-то, — ответил консул. — На самом деле, я ожидал встретить тебя под Массилией.

— Угадай ты направление моего удара, кто-то мог бы подумать, что ты хорошо изучил меня, — усмехнулся Эйрих, после чего посмотрел на Торисмуда. — Мне очень интересно, почему я не поставлен в известность о таких высоких переговорах.

— Мы послали к тебе гонца, — ответил тот. — Видимо, дорожные неурядицы.

Это было брехнёй.

— Можете посвятить меня в курс? — спросил Эйрих.

— Император Западной Римской империи, Флавий Гонорий Август, пожелал закончить нашу вражду, с чем и послал в Рим консула Флавия Аэция, — сообщил Торисмуд.

А Эйрих помнил времена, когда этот почтенный сенатор не мнил себе места значимее, чем в небольшой готской деревушке, старейшиной средней руки…

«И посмотрите, где он теперь и с кем он разговаривает…» — подумал Эйрих.

— Консул Флавий Аэций осознаёт, что взять Италию не в его силах, поэтому предлагает некие компромиссы, — продолжил сенатор Торисмуд. — Нас не устраивают идеи компенсаций завоёванной земли, не устраивают идеи уступок уже освоенных территорий, поэтому всё выглядит так, что мы не придём с консулом Флавием Аэцием к каким-либо значимым соглашениям.

— Но мы только начали, — констатировал римлянин.

О нём уже говорят, что он истинный римлянин, способный вознести величие своего народа к небесам. Успехи в Африке и в Галлии убеждают императора и двор в том, что они сделали ставку на правильного человека. Но столкновение с регулярной армией готов расставило всё на свои места.

— Тогда не смею отвлекать и мешать, — усмехнулся Эйрих и пошёл на выход, но у дверей обернулся. — Я рассчитываю на отдельную беседу с Флавием Аэцием после заседания.

Он покинул зал заседаний и пошёл в ближайший термополий.

— О-о-о, какие люди опять решили увеличить мои продажи! — с радостью воскликнул римлянин Гай Сауфей.

— Здравствуй, Гай, — кивнул ему Эйрих. — Мне как обычно.

— В считаные секунды! — заверил его торговец и начал накладывать в тарелку горячую чечевичную кашу.

Эйрих сел за стойку, бросил на неё несколько медных монет, после чего приступил к уже подготовленной трапезе.

Римляне считают, что питание в термополии — это удел простолюдинов, недостойный истинных нобилей, но Эйрих счёл такой тип питания очень удобным, когда тебе лень идти домой во время обеденного перерыва. Быстро, дёшево, вкусно — три столпа, на которых зиждется благополучие любого термополия.

— Что новенького? — поинтересовался Эйрих у Сауфея.

— А-а-а, да всё как и прежде, — махнул тот половником. — С раннего утра до поздней ночи на ногах, зато всегда в прибытке. Благодаря тебе, проконсул, многие сенаторы не считают зазорным столоваться у меня, а это значит, что скоро я заработаю достаточно, чтобы передать дела младшему сынку, а самому податься под Неаполь, обрабатывать свой надел…

— Здесь же прибыльнее жить, — произнёс Эйрих.

— А земля, всё одно, надёжнее, — ответил римлянин. — Всегда будет еда на столе, свой надёжный дом, возведённый собственными руками, пастораль, понимаешь… Ты ведь понимаешь?

— Да, начинаю понимать, — вздохнул Эйрих, перестав жевать чечевицу. — Иногда вот думаю: «А ради чего это всё?»

Он задумывался об этом уже давно, но всерьёз начал только последние месяцы. Всех победи, всех покори, стань самым сильным, самым влиятельным — а ради чего?

Кто-то бы старался ради своих потомков, но Эйрих лучше остальных знал, что дармовое благополучие и тщательная опека только сгубят твоих детей, ведь они не будут ничего уметь и думать о том, как бы достигнуть ещё большего. Это сокрушило римлян, сокрушило хорезмийцев и многие тысячи народов до них. Дети его будут добиваться всего сами, как и в прошлой жизни, где никто не получал ничего поистине весомого лишь по праву рождения.

Величие? Он его уже получил. Триумфальную арку ему поставят в течение полугода, не за победу над войсками Аэция, а за совокупность заслуг. Даже приходило письмо от Сената, где сенаторы интересовались: «EVRICO LARGO или EVRICO LARGO INVICTO»? К комиции скульпторов его зовут после войны, когда прибудут