был на первых ролях. И вот через три года Адриенна, взявшая теперь фамилию Лекуврёр, дебютировала в Лилле с труппой, созданной Элизабет Клавель, но состоящей из бывших актеров «Комеди Франсэз». Премьера проходила в главном театре осажденного императорскими войсками города, среди которых был некий солдат по имени Мориц Саксонский. И как раз в то время, когда он познавал все прелести любви в объятьях Розетты Дюбозан, Адриенна делала те же открытия с братом управляющей труппы Луи Клавелем, скромным актером.

Отношения с Клавелем закончились быстро: он был скромен в своих потребностях и желаниях, а вот Адриенна хотела получить от жизни все, на что может надеяться молодая хорошенькая женщина. Она отправилась в Люневиль, где, как ей самой показалось, она встретила свою любовь — Филиппа Леруа, офицера герцога Лотарингского. Но и это любовное приключение долго не продлилось — едва родив ребенка, девочку, которую назвали Елизавета, Адриенна уже воспылала чувствами к новому поклоннику. Им стал барон де Данн, он нравился ей больше всех предыдущих, и она уже подумывала о том, чтобы забросить театр и отправиться с ним туда, куда он ее позовет. Эти чувства могли бы перерасти в любовь, если бы не трагический случай: де Данн погиб в битве при Рамийи. Адриенна думала, что умрет от боли. Она отправилась Страсбург, где Легран, следивший за ее судьбой так, как следил бы за судьбой собственного ребенка, тут же подыскал ей работу. И вновь она имела оглушительный успех, и вновь нашла утешение в объятиях очередного любовника: графа Кинглинга, которому подарила дочь, названную Франсуазой. Он был влюблен в актрису, но семья тщательно следила за своими отпрысками — Кинглинг женился на богатой невесте и вынужден был расстаться с любовницей[77].

И вновь отчаянье поселилось в душе Адриенны. Она писала своей подруге Элизабет Клавель: «Я на личном опыте убедилась, что никто не может умереть от боли. Это глубочайшее заблуждение, в котором я долго пребывала. Но огромное количество неудачных попыток устроить свое счастье доказали мне, что я не подхожу для любви и должна расстаться с этой иллюзией как можно скорее, ведь я на самом деле не хочу ни умирать, ни сходить с ума...»

Незаменимый Легран объяснил ей, что только театр и дочери, которых она оставила у бабушки, могут заполнить любовью сердце гениальной актрисы, которой она постепенно становилась. Адриенна распрощалась со Страсбургом и отправилась в Париж, где Легран ожидал ее, пытаясь устроить в «Комеди Франсэз».

27 марта 1717 года ставили пьесу Мольера «Жорж Данден», где Адриенна должна была играть Анжелику. Планировалось, что в зале будут присутствовать регент и русский царь Петр! Ее ждал триумф. Каждый из зрителей понял, слушая ее, что на сцене происходит нечто очень значительное для всего театра: Адриенна Лекуврёр перестала произносить текст напыщенным тоном, как это делала в прошлом, и начала говорить со сцены с большей естественностью и правдоподобностью, творя настоящие чудеса своим необыкновенным голосом.

Она привлекла внимание всего цвета мирового литературного братства. Среди них оказался и некий Франсуа Аруэ, который посвятил актрисе свою первую комедию «Нескромный». Во время ее первой постановки автор так радовался, так шумно и так пылко аплодировал, что один из зрителей, раздраженный его поведением (а это был шевалье де Роган), окинул писателя придирчивым взглядом и поинтересовался, кто же этот шумный маленький человечек.

— Я, — ответил будущий Вольтер, — человек, который не имеет громкого имени, но знает цену тому, которое носит!

И он выхватил шпагу, но де Роган не собирался драться с тем, кого считал простым бродяжкой. Он поднял свою трость, а через два дня приказал своим слугам побить этого сумасшедшего. После чего Франсуа Аруэ был вынужден лечить свои синяки и ушибы в Бастилии. Вот в такой несправедливости и родился великий Вольтер. В Адриенне же он нашел самую нежную и самую верную подругу. Но она, не желающая более страдать, не готова была отдать свое сердце никому более. И все же...

* * *

Несмотря на всю свою браваду, в Рождество, на приеме у регента, Мориц захандрил. Он чувствовал себя разбитым, что вводило его в тоску, и ко всему прочему он все еще не хотел расставаться с принцессой и кидаться в ножки к какой-то там актрисе, какой бы знаменитой она ни была. Он не имел ни малейшего желания изображать чувства, которых на самом деле не испытывал. Это было бы нечестно по отношению к женщине, которую он заочно уважал. К тому же он не видел самого себя в роли ложного влюбленного. Даже если красивая актриса сумеет вызвать у него какие-либо желания, чему он не удивился бы, зная свои собственные слабости, его сердце будет принадлежать принцессе...

Так он тешил свою грусть, рассматривая миниатюрный портрет Луизы-Елизаветы, который получил самым романтическим образом. Де Шароле принес ему записку, где Морица умоляли быть вечером между одиннадцатью часами и полночью на пересечении дорог в лесу Монморанси. Эту записку передала де Шароле камеристка принцессы. По приказу де Конти она должна была покинуть особняк де Конде и отправиться с ним в его замок л'Иль-Адам.

Де Шароле, ненавидя своего зятя, согласился отправиться на встречу вместе с Морицем, чтобы избежать неприятных сюрпризов. Они прождали какое-то время, прежде чем мимо проехала закрытая карета, и, когда, поравнявшись с ними, она чуть замедлила ход, чья-то рука бросила небольшой сверток. В нем Мориц обнаружил золотой медальон, украшенный небольшими жемчужинами, в котором находился миниатюрный портрет принцессы. В свертке было и письмо:

«Я не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь, но должна сказать, что люблю вас так, как никогда никого не любила...»

Мориц, получив эту записку, расплакался, и с тех самых пор медальон, который он повесил себе на шею, не покидал его груди. Чтобы отвлечься и забыться, он с головой ушел в работу...

С самого своего возвращения во Францию Мориц самозабвенно отдавался изучению искусства фортификации, в котором некогда достиг невероятных высот маркиз де Вобан. Прежде всего его интересовал математический аспект этой науки, к которой он явно имел предрасположенность, но которой ранее никогда не занимался. Имея в своем распоряжении полк, Мориц создал для него более мягкие правила обучения, чем обычно, и разработал особую методику занятий, которая привлекла внимание шевалье де Фолара[78], настоящего мэтра военных искусств.

Так между Морицем и пятидесятилетним прославленным провансальцем, которого записки Цезаря когда-то вдохновили пойти на военную службу и который служил при герцоге Вандомском и при герцоге Орлеанском был серьезно ранен в