иной пищей, кроме единственно лишь благодатной пищи из солнца! Взгляните, как прилежно раскрывается вслед за этим цветок, щедро наделенный манной из высших небес, видимой как тонкая роса, которая дает плоду подлиннейшую воспроизводящуюся вечную жизнь! И когда все это завершается, взгляните, как затем все взятое у земли начинает увядать и определенным образом отмирает. Но чем больше отмирает земное, тем больше в умирающем колосе и в его оболочках укрепляется и освобождается жизнь!

9. Когда же плоды созревают, вы приходите или посылаете своих детей на жатву и приносите эти живые плоды в свои жилища и кладовые.

10. Смотрите, так же поступает и Господь! Вы тоже — зерно. Ваше тело — стебель, ваша душа — очищенная пища из земли, ваш дух — небесная пища, а Мое живое слово — манна наивысших небес, которая одна только и приносит вам истинную, вечную жизнь, если вы принимаете ее, подобно колосу и его цветку на увядающем стебле мира. И, как уже сказано, слово сеется в вас дважды. Сначала — живо в почву вашего сердца на испытующее и очищающее вас истление. Каждый находит это слово отчасти в себе, отчасти — в устах пробужденных учителей и ораторов. Когда же это семя сгнивает, и его разложение порождает молодые корни для питания новой жизни, тогда — как это и происходит сейчас — на колос вашей новой жизни свыше нисходит другое живое слово, делающее ее полностью зрелой и свободной для жизни вечной. Посему станьте подобны пшенице, и тогда вы очень скоро узнаете, что единственно Имеющий жизнь и Дарующий ее ходит среди вас! Слушайте, чтобы жить! Аминь».

Глава 97. Исповедь Адама

4 июня 1841 года

1. Едва Асмаил окончил говорить, поднялся Адам и, не в силах сдержать свой данный на всю жизнь обет молчания, который он и без того уже нарушил, заговорив с Сифом, тотчас же начал следующую речь, подобную исповеди, говоря:

2. «Послушайте, дети главного рода, равно как и боковой ветви, я сложил уже девятьсот двадцать камней, ежегодно выкладывая по одному всякий раз, когда после зимы первоцветы начинали украшать голую землю.

3. И до сих пор во мне почти всегда в той или иной мере царила ночь, и весь мой мнимый свет был не дневным светом, но лишь обманным мимолетным отсветом луны, которого едва хватает, чтобы различить внешнюю форму предмета. Что же касается цветов, которые представляет собой отрадный отблеск божественных истин и глубочайших тайн внутренней жизни, то из всех их есть и остается только один в своем постоянстве, а именно — лишь желтый цвет смерти. Остальные же — уничтожены и изменены, как если бы их вообще не было.

4. Способен ли кто-нибудь сосчитать все то, что я увидел в моей долгой ночи, прожитой без особого успеха, о чем я размышлял, и как часто я бесплодно плакал и молился, в томлении взывая к моему и вашему Богу?! Вам я дал свет, сам же неизменно оставался погребенным в обманном мерцании неизбывной ночи моего собственного сердца. Ничто не могло надолго удержать меня в свете. Благие и истинные речи, произносимые Енохом и всеми остальными, были подобны ночным молниям, чьи ослепительные вспышки хоть и озаряют на мгновение просторы земли, однако сразу же после этого наказывают изумленный взор исследователя самой густой, непроницаемой тьмой. И воистину, дорогие дети, после каждой речи мне приходилось ничуть не лучше! Ибо я понимал только то, что было сказано. Когда же исходя из этого я начинал размышлять о прошлом и будущем, пытаясь углубиться в его изучение, слабого мерцания уже недоставало. Отдаленное дерево становилось для меня всем тем, что только могло сотворить из него мое воображение, — однако непреходящей истиной оно для меня не представало! И свет ночных молний был ничуть не лучше. Я часто полагал, будто коснулся предмета, однако еще прежде, чем прийти в себя от их внезапного яркого блеска, я неизменно обнаруживал, что не только предмет, к которому потянулась моя рука, но и сама эта бесплодно протянутая рука моего зрения исчезала в непроглядной ночи.

5. Воистину, даже вчерашнее в высшей степени неожиданное и всемилостивейшее появление Господа хоть и сопровождалось неслыханным светом любви и милости, но оставлось для меня не более чем необыкновенно яркой молнией в темной ночи!

6. Пока Господь пребывал среди нас, я полагал, что понимаю все, но когда Он зримо покинул нас, мне сразу же пришлось просить Еноха истолковать непостижимо глубокую речь Иеговы.

7. И Енох сделал это — из Самого Господа. Только для моей ночи его искорка была слишком слаба, и, откровенно говоря, после этого я так же ничего не понимал, как и до того, кроме одних только слов, из которых состояла эта прекрасная величественная речь.

8. О дети, слушайте и радуйтесь вместе со мной! Ныне эта моя долгая ночь завершилась!

9. То, что сейчас необычайно ясно просветило меня на вечные времена — уже не мерцание луны, и не свет молнии! Нет! Это солнце Иеговы взошло для меня, знаменуя вечный день вечной жизни!

10. О Асмаил! Асмаил! Кто, как Ты, произносит речи, которые живы, как жив Сам Бог, воистину, Тот не чужак, — но он всецело дома в сердце каждого человека!

11. Асмаил, прости мне, слабому перед Тобой, что я еще дерзновенно позволяю моему голосу звучать перед Тобой!

12. Твое слово, не данное никем, всецело Твое собственное! Теперь мне совершенно ясно, почему дети должны были молчать передо мной!

13. Мой Бог и мой Господь! Позволь же и мне умолкнуть, дабы Ты не покинул нас! Твоя святая воля! Аминь».

Глава 98. Молчание любви

1. Тотчас же после исповеди Адама поднялся Сиф и хотел было заговорить, но Асмаил подал ему знак молчать, добавив:

2. «Сиф, разве тебе не ведомо, что истинная любовь безмолвна, а мудрость берет слово лишь тогда, когда призвана говорить во благо других?!

3. Если у тебя есть любовь, молчи устами и говори только в сердце. Если же ты обладаешь мудростью, пусть прежде кто-либо возжаждет получить ее от тебя, и когда это произойдет, будь немногословен и говори не из рассудка, но из сердца то, что принесет пользу