за ними обнаружился здоровенный потный мужчина.

Глядя на лицо толстяка, она ждала неизбежного огромного заказа картошки и бургеров. Она всегда старалась не показывать своего отношения, когда в кафе входили клиенты с лишним весом, но на этот раз ей было все равно. Она медленно обвела мужчину взглядом.

— Что будете заказывать? — повторила она громче, словно перед ней был глухой, но мужчина продолжал пялиться на нее, стоя в трех шагах от прилавка. Его глаза были мутные, взгляд расфокусированный, и Бек заподозрила проблему лишь за секунду до того, как он рухнул на пол.

— Эллен! — закричала она.

Посмотрела в ее сторону — Эллен уже держала в руке телефон.

Бек слушала, как Эллен продиктовала адрес оператору, потом наблюдала, как она подошла к мужчине и опустилась рядом с ним на колени.

— Что с вами? Вы слышите меня, сэр? — обращалась она к мужчине.

Лицо толстяка синело. Эллен резко подняла глаза.

— Бек! — сказала она сердито.

— Что? Что я могу сделать?

— Продолжай обслуживать посетителей, — велела она.

Медики приехали быстро. Бек думала, что карета скорой помощи перед «Макдоналдсом» отпугнет посетителей, но нет. Люди просто переступали через распухшее тело мужчины, подходили и делали у нее заказ, а потом садились со своим бургером за стол и наблюдали за событиями, как будто все происходило на экране телевизора.

Позднее ей пришлось вытирать мочу этого мужчины. В какой-то момент он обмочился, и лужа блестела в центре кафе. «Это самое ужасное занятие», — думала она. Ужаснее, чем чистить заднюю панель фритюрницы, где масло затвердело и превратилось в мерзкие жирные наросты, усеянные дохлыми мухами. Ужаснее всего на свете.

Когда все ушли, она и Мэтти убирали молча. Он даже не пытался заговорить с ней. Раньше она бы забеспокоилась, не сердится ли он на нее, но сейчас ей было все равно. Она возненавидела это место. Оно напоминало ее дом. Такое же неприветливое и холодное.

19

2014 год

«С кем ты говорила? Мне никто ничего не сказал!»

Лиззи не отвечает. Пока я жду, в моей голове вдруг что-то кликает, и наступает полная ясность. То смутное, неоформленное воспоминание, которое мучило меня в доме Лиззи и которое мой мозг считал важным. То, что не совсем вписывалось в общую картину.

Родители ни разу не спросили. Так или иначе все остальные намекали или спрашивали напрямую. Но только не родители. С того момента, когда я в первый раз разговарила с мамой по телефону в полицейском участке до сегодняшнего дня: они никогда не спрашивали, где я была. Меня начинает бить дрожь. Я кутаюсь в халат поверх полотенца и кладу телефон в карман.

Гаражная дверь открывается с легким скрипом. Я стою на том же самом месте, что и вчера вечером, потом оглядываюсь через плечо. Мама смотрела на две большие картонные коробки, аккуратно перемотанные малярным скотчем.

Я отдираю скотч с первой коробки — он отходит с глухим треском рвущейся бумаги. Я медлю, мои руки трясутся, потом резко снимаю крышку. Коробка полна книг. Я вытаскиваю книги, ожидая найти человеческие волосы или кости. Но там ничего нет. Пыль попадает мне в нос, я чихаю и сама пугаюсь громкого звука.

Сдираю малярную ленту со второй коробки. Но не могу заставить себя заглянуть внутрь. Я знаю, что могу найти. Я не хочу видеть ее лицо. Но я должна открыть ее. Медленно снимаю крышку. Еще книги. Судорожно достаю их, но очевидно, что кроме них в коробке ничего нет. Я кладу их обратно, мое сердце начинает биться спокойнее.

Я ошиблась.

Слава богу, я ошиблась.

Я готова рассмеяться. У меня кружится голова. Это просто сумасшествие. Все кажется бессмысленным. Мне нужно выбраться отсюда. Ступенька скрипит под моей босой ногой, когда я делаю шаг к постирочной комнате. Я замираю, глядя на свои грязные пальцы. До постирочной две ступени.

Отодвинув картонные коробки в сторону, я смотрю на маленькую дверь в полу, которая ведет в подвал. На этот раз я не позволю себе колебаться. Я наклоняюсь и открываю дверцу. И тут же зажимаю рот рукой. Запах чудовищный. Я начинаю задыхаться. Но не могу остановиться. Я заставляю себя заглянуть в зловонную темноту. Вот она где. Ребекка Винтер. Свернувшаяся калачиком, как спящий ребенок. Коричневые кости с остатками плоти, затылочная часть черепа обвалилась внутрь.

20

Бек, 17 января 2003 года

Бек вышла из автобуса и начала медленно подниматься вверх по улице. Она не торопилась; она знала, что ей нечего рассчитывать на поддержку и утешение. Капли пота стекали по шее. Бек смахивала их со своей липкой кожи. Фритюрный жир и масло навсегда застряли в морщинках ее лица, в носогубных складках, за ухом, в ямочке на подбородке. Она перестала вытираться. Вместо этого позволила порам делать свою работу и выпускать вместе с потом толстый слой жира от мертвых коров. От жары можно было задохнуться. В воздухе стоял запах гари, который обжигал ей горло.

Когда Бек закончила работу, она взглянула на телефон в надежде увидеть пропущенные звонки от Лиззи. Но экран был пуст. Она не хотела заглядывать вперед и представлять себе лето без Лиззи; вернуться в школу и больше не быть подругами. Больше всего на свете ей хотелось вернуть последнюю неделю своей жизни. Если бы она не наговорила Лиззи всех этих мерзких вещей; если бы они вообще не выдумали этот тупой обряд экзорцизма. Если бы она делала только то, что обычно, и забыла бы о непонятном присутствии в ее комнате, о странных вещах, которые происходили в ее доме, тогда сейчас все было бы нормально. Она бы сейчас никого не бесила и сама бы не злилась на всех и вся.

Повернув за угол, она увидела свой дом на вершине холма. На мгновение у нее перехватило дыхание, стянуло горло. Она остановилась, отвернулась от дома и сделала несколько медленных глубоких вдохов. Вдох через нос, выдох через рот, пока мышцы шеи не расслабились. Мобильник зажужжал, и ее охватило чувство радости и облегчения. Она поспешно вытащила телефон из кармана дрожащими руками. Но это был Люк.

«Надеюсь, ты в порядке, по-прежнему думаю о тебе».

Не успев до конца осознать свои действия, но уже не в состоянии сдерживать обжигающий гнев, она отшвырнула телефон в сторону. Ей хотелось что-нибудь пнуть, сломать. Она побежала вверх по дороге. Она не хотела жить с этой жестокостью и ненавистью внутри. Если бы она могла как-нибудь очиститься. Бесшумно открыв дверь,