Я отстегиваю ремень безопасности и выпрыгиваю из машины. Оборачиваюсь и смотрю на Лиззи. Ее глаза безучастны, но губы крепко сжаты, как от нестерпимой боли.

Моя голова горит и кажется тяжелой, я чувствую давление в груди. Прислоняюсь к дереву, заставляю себя глубоко дышать. Слышу, как Лиззи уезжает.

До меня доходит весь ужас того, что я делаю. Такое не прощают; это худшее, что один человек может причинить другому. Мне действительно придется уйти. Но я не хочу. Если я уйду, а все будут думать, что я Бек, что она жива и здорова и живет где-то новой жизнью, тогда все закончится. Это будет финалом, и того, кто несет ответственность за случившееся с Бек, никогда не накажут.

Я смотрю на озеро; в его идеально гладкой поверхности отражается небо. Там, на дне, может быть тело Бек, в мусорном мешке с камнями. Она может быть где угодно. Единственный человек, который знает, где она сейчас, — убийца. Человек, который написал мне сообщения. Но в этом и мое преимущество, потому что он также единственный человек, кто сразу знал, что я не та, за кого себя выдаю.

Я прокручиваю в памяти время с момента моего прибытия сюда. Должно быть что-то, какой-нибудь знак, что этот человек лгал.

Ориентируясь по карте в моем телефоне, я отправляюсь домой. Становится холодно. Я чувствую себя уязвимой, шагая по этому пустынному ландшафту, — одинокая фигура среди редких светлых стволов эвкалиптов, выделяющаяся на фоне меркнущего света.

Я всегда умела хорошо притворяться. Играть разные роли. Я понимаю, что именно это сейчас и делаю. Примеряю на себя Бек. Я как турист в чужой жизни. Паразит. Подобно тому, кто похитил Бек, я всегда ношу маску, играю какую-то роль. Может, потому, что боюсь, что под маской окажется нечто уродливое или, еще хуже, вообще ничего.

Теперь желание покинуть жизнь Бек усилилось. Кто-то за мной охотится. Меня могут убить. Но я не могу просто сбежать. Я должна остаться. Это мой долг перед Бек. Еще только один день. Даже если это означает, что меня могут схватить.

Я успеваю добраться домой до того, как начинается дождь. Мой сотовый разрядился, и я брела по улицам в темноте, пока вдали не появилось что-то знакомое. Подойдя к своей улице, я увидела освещенную отгороженную зону. Это журналисты установили себе фонари.

Они не собирались никуда съезжать в ближайшее время. Держась в тени, я в оцепенении наблюдала за ними несколько секунд. Они курили, потирали руки, чтобы согреться. Смеялись, собравшись в небольшие группы.

Мне и в голову не пришло развернуться и не ходить домой. Я уже приняла решение. Я просто обошла вокруг квартала и вышла на улицу с другой стороны переулка-тупика. Отсюда был виден второй этаж нашего дома, который лишь подчеркивал миниатюрность коттеджа впереди. Я проскользнула сбоку, вдоль стены, нагибаясь под освещенными окнами, и, перепрыгнув через ограду, оказалась в саду за нашим домом. Поспешила к входной двери, и теперь, когда закапали первые капли дождя, я собираюсь с духом. Лиззи ведь могла уже позвонить им. Замерзшими пальцами я отворяю дверь.

— Привет, Бекки! — говорит Пол. Он сидит в гостиной со своим айпадом на коленях, подняв ноги. — Эндрю и я уже начали беспокоиться, что ты забыла о нашем завтрашнем отъезде.

— Или что ты предпочтешь провести вечер со своим новым дружком! — кричит из кухни Эндрю.

Лиззи не позвонила. Она нашла в себе силы дать мне еще один, последний день.

— Конечно, я не забыла, — говорю с облегчением. Я сажусь на диван рядом с Полом. Его тепло успокаивает. Я снова чувствую себя в безопасности, хотя бы на мгновение.

— Хорошо, — отвечает он, обнимая меня одной рукой. Я смотрю, как он пролистывает почту на экране.

Это наводит меня на мысли об отце Джека, о том, как странно он посмотрел на меня, оторвавшись от своего айпада. Увидев меня, он не удивился, как все остальные. Меня бросает в дрожь. Пол потирает мне предплечье, думая, что я замерзла.

В его взгляде было что-то не то. Потому что он знал? Знал, что я не Бек, которую он сам же и убил? Он солгал полиции; я это уже знаю. Значит, у него была на то причина. Я вспоминаю сюжет о траурной акции, как он кладет кепку с логотипом «Макдоналдса» на ступени. Как я могла это упустить? Откуда у него кепка Бек; наверняка Бек возвращалась в ней домой в тот вечер.

Что бы там родители ни готовили, пахнет обалденно. Я поднимаюсь и иду на кухню взглянуть. Мама мешает что-то в кастрюле, а отец нарезает овощи. Эндрю сидит за столом и играет с телефоном.

— Хочешь натереть сыр? — спрашивает отец, пододвигая терку в мою сторону.

— Конечно, — отвечаю я.

Сегодня последний вечер. Никто из них не знает, что завтра я уеду вместе с близнецами. Я стараюсь отогнать от себя чувство потери и просто наслаждаться этими драгоценными последними моментами с ними.

— Чем займешься завтра? — спрашивает Эндрю. — Снова встречаешься с Винсом?

— Возможно, — лгу я. — Или пойду к Лиззи.

Но я собираюсь навестить совсем не Лиззи. А ее отца.

16

Бек, 17 января 2003 года

Когда ты абсолютно измотана, потрясена и ненавидишь весь мир, нет ничего лучше дома, который полностью в твоем распоряжении.

Близнецы не разговаривали с ней и укатили на своих велосипедах неизвестно куда, а родители были на работе.

Бек по-прежнему сидела в пижаме и не собиралась переодеваться, разве что у нее не будет другого выхода. В кои-то веки ее дом стал надежным местом, где можно спрятаться от торнадо, в которое превратилась ее жизнь. Здесь она была защищена от ссоры с Лиззи, от необходимости смотреть Люку в глаза, от разочарованности Эллен. Лежа на черном кожаном диване в гостиной, она смотрела в потолок и старалась ни о чем не думать. Вместо этого она фокусировалась на ощущении диванной кожи под ее босыми ногами, на скрипящем звуке, который раздавался, когда она терлась о нее пятками. Она пыталась представить, что этот прохладный тихий дом и есть ее мир. Что снаружи ничего не существует — никакой жары, никакого яркого света.

До работы оставалось три часа. Слава богу, сегодня не придется работать ни с Лиззи, ни с Люком.

Она медленно сползла с дивана. Взяла чашку из-под кофе, отнесла ее на кухню и вымыла, наблюдая за тем, как мыльная пена сползает вниз и