– Дик, а я-то думала, что ты меня бросил.

– Нет, просто работал как вол… Доработался до того, что мозги отказываются функционировать. Вот и подумал, а не повидать ли мне тебя. От этого мне хуже не станет.

Она протянула ему китайскую фарфоровую шкатулку с сигаретами. Они уселись рядом на старомодном шатком диване, набитом конским волосом.

– Ну, как Джереми? – спросил Дик веселым тоном.

– Они с Полом уехали на Рождество на Запад, – сказала Эвелин и умолкла.

– Вероятно, ты по нему скучаешь… Да я и сам немного разочарован. Мне нравится твой пацан.

– Знаешь, мы с Полом решили все же развестись, тихо-мирно, по-дружески…

– Эвелин, прости, я не знал. Как, однако, жаль…

– Почему же?

– Право, не знаю… Может, это и глупо… Но мне всегда нравился Пол.

– Все это стало так обременительно… По-моему, в результате будет лучше и ему тоже.

Она сидела рядом с ним в своем повседневном платье с явным, по его мнению, перебором мелких, как завитки, складок. Несмотря на показное равнодушие, в ней чувствовалась горечь переживания. Ему казалось, что сейчас он видит ее впервые в жизни. Он, взяв ее за длинную руку с синими прожилками, опустил ее на маленький столик, стоящий перед ними, нежно погладил.

– Но все равно… ты мне нравишься больше. – Эти слова ему самому показались неискренними, заученными, словно он говорил их своему клиенту. Вдруг он вскочил. – Послушай, Эвелин, а не позвонить ли мне в Сеттиньяно, пусть принесут бутылку джина. Очень хочется выпить. Эта проклятая работа не выходит у меня из головы…

– Для чего? Пойди к холодильнику, там найдешь отличные коктейли, сама смешивала. Только что. У нас будут гости.

– Когда?

– Часов в семь… а почему тебя это интересует?

Он вышел через стеклянные двери. Ее дразнящий взгляд провожал его.

В буфетной цветная горничная надевала шляпку.

– Синтия, миссис Джонсон говорит, что где-то здесь есть коктейли.

– Да, мистер Дик, есть. Сейчас принесу стаканы.

– Сегодня, я вижу, у тебя выходной, так?

– Да, сэр. Я иду в церковь.

– Субботним днем?

– Да, сэр, в нашей церкви служба каждую субботу днем… хотя очень многим и сегодня приходится работать, и по воскресеньям.

– Ну а у меня вообще ни одного выходного, так много работы.

– Очень плохо, мистер Дик.

Он вернулся в комнату с подносом в трясущихся руках, от чего шейкер и два стакана позвякивали.

– Ах, Дик, нужно отправить тебя на лечение. Ты только посмотри, как трясутся у тебя руки. Как у седобородого старика.

– А я и есть седобородый старик. Просто сейчас я очень волнуюсь, подпишет ли этот негодяй, король патентованных лекарств, контракт с нами в понедельник, как и было условлено.

– Не будем об этом… Все это так ужасно. Я и сама работала, много работала… сейчас пытаюсь поставить пьесу.

– Эвелин, как здорово! Кто же автор?

– Чарлз Эдвард Холден… Прекрасная пьеса. Она меня так захватила, просто ужас! Кажется, я знаю, как ее нужно ставить. Может, подбросишь пару тысчонок на спектакль, Дик, или кишка тонка?

– Эвелин, я на мели… Из своего жалованья я должен выплачивать долги, содержать мамочку, создавать ей такие условия, к которым она привыкла, потом еще ферма брата Генри в Аризоне… он все там заложил… Но мне всегда казалось, что Чарлз Эдвард Холден – колумнист.

– Это еще одна грань его таланта, о которой никто не знал… Мне кажется, он настоящий поэт современного Нью-Йорка… ты только погоди… он еще себя покажет.

Дик налил себе второй коктейль.

– Ну, давай поговорим немного о нас с тобой… я дошел до полного изнеможения… Ах, Эвелин, ты понимаешь, о чем я говорю… Ведь мы с тобой такие хорошие друзья.

Она позволила ему сжимать свою руку, но не ответила тем же.

– Ты всегда говорила, что мы сексуально нравимся друг другу, а разве это не самая приятная вещь в мире?

Он пододвинулся к ней поближе, поцеловал в щечку, хотел повернуть к себе лицом.

– Разве ты не любишь хоть немного вот этого старого греховодника?

– Дик, я не могу. – Она встала, губы ее дергались, казалось, что она вот-вот расплачется. – У меня есть один человек, который мне очень нравится… очень. Наконец я решила сделать свою жизнь более осмысленной.

– Кто это? Неужели этот чертов колумнист?

– Тебе-то какое дело?

Дик закрыл лицо руками. Отнял их. Она увидала, что он смеется.

– Ну, снова не повезло… как раз сегодня, в субботу, после ресторана я охвачен любовным пылом.

– Но, Дик, у тебя-то недостатка в партнершах не будет, я в этом уверена.

– Да, и я этим воспользуюсь сегодня… мне так чертовски одиноко. Моя жизнь в руинах!

– Боже, какая литературно отточенная фраза!

– Да, мне тоже нравится. Честно говоря, я все чувствую, каждый… Вчера вечером что-то со мной случилось. Как-нибудь расскажу тебе, когда ты окажешь мне более благосклонный прием.

– Дик, почему бы тебе не съездить к Элинор? Она закатывает вечеринку для всех бояр.

– Она на самом деле собирается выйти замуж за этого чудовищного маленького князя?

Эвелин кивнула, но в ее глазах он заметил все ту же холодную горечь.

– Думаю, титул в бизнесе художника по интерьеру – не самое главное. А почему Элинор не вкладывает деньги в твое начинание?

– Не хочу у нее просить. У нее сейчас туго с деньгами, хотя был довольно успешный осенний сезон. Знаешь, чем мы старее, тем становимся жаднее… Ну а что говорит этот несчастный Мурхауз по поводу князя?

– Мне и самому очень хотелось бы узнать, что он думает вообще о чем-нибудь. Я работаю на него много лет и до сих пор не могу понять: то ли он на самом деле гений, то ли чванливое ничтожество. Интересно, будет ли он сегодня у Элинор? Хотелось бы поговорить с ним пару минут наедине… Кстати, неплохая идея… Эвелин, ты всегда делаешь что-нибудь хорошее для меня – не одно, так другое.

– Лучше прежде позвони… Она ведь вполне может дать тебе от ворот поворот, если ты явишься к ней без приглашения, тем более что у нее в доме будет полно русских эмигрантов в кокошниках.

Дик подошел к телефону. Ему пришлось долго ждать. Наконец, она подошла. Голос у Элинор пронзительный, с хрипотцой.

Она сразу же его огорошила:

– Может, лучше придешь на следующей неделе?

Дик постарался вложить в свои слова как можно больше соблазнительных доводов:

– Прошу тебя, дай мне возможность встретиться со знаменитым князем, Элинор… К тому же мне нужно сообщить тебе кое-что очень важное. В конце концов, ты всегда была моим ангелом-хранителем. Если я не могу заявиться к тебе, когда мне плохо, то к кому идти?