– Вчера я ушел отсюда только в полвторого ночи. А мне на дорогу домой на метро приходится тратить целый час. У меня вполне реальный шанс…

– Знаете, я уже опаздываю на работу, – перебил его Дик.

Расплатившись, он вышел из аптеки на сияющую утреннюю улицу. Легкая отрыжка была даже приятна. Он быстро пошел вперед, дыша глубоко, всей грудью. Когда поднимался на лифте вместе с другими исполнительными директорами, как и он сорокалетними, полноватыми, хорошо одетыми, окропленными духами мужчинами, у него вдруг разболелась голова. Едва он вытянул ноги под столом, как защелкал местный телефон. Он поднял трубку. Услыхал голос мисс Уильямс:

– Доброе утро, мистер Севедж. Мы вас уже заждались… Мистер Мурхауз просит вас зайти к нему, он хочет поговорить с вами до начала собрания сотрудников.

Дик встал и, поджав губы, немного постоял, раскачиваясь с пятки на носок, глядя в окно на протянувшиеся чередой серые, похожие на чугунные отливки кварталы домов, на трубы заводов к востоку от них, на мост, полоску реки, отражающейся в серо-голубом небе. Визжали клепальные молотки на новой громадной конструкции, которую ферма за фермой возводили на углу Сорок второй улицы. Казалось, что бормашина дантиста дробит ему зуб. От этого шума головная боль усилилась. Пожав плечами, он рыгнул и быстро пошел по коридору к двери большого кабинета в дальнем углу.

Джи Даблъю (так многие называли Дж. Уорда Мурхауза) пристально смотрел в потолок, и его круглое лицо с большими челюстями не выражало абсолютно ничего, как морда коровы. Он перевел свои бело-голубые глаза на Дика, даже не улыбнувшись.

– Отдаете ли вы себе отчет в том, что в нашей стране семьдесят пять миллионов граждан при заболевании либо не хотят обращаться к врачу, либо не могут себе этого позволить?

Дик притворился, что его ужасно заинтересовали слова шефа. По-видимому, тот уже переговорил с Эдом Грисколмом, подумал он.

– Так вот. Эти люди должны пользоваться только продукцией компании Бингхэма. Она пока лишь краешком задела этот громадный потенциальный рынок.

– Он должен добиться того, чтобы многие люди почувствовали себя гораздо лучше, чем эти большие шишки, которые лечатся в престижном Бэттл-Крик, – сказал Дик.

Джи Даблъю сразу впал в мрачную задумчивость.

Вошел Эд Грисколм – долговязый человек с болезненным желтовато-бледным цветом лица, с искорками в глазах, которые то вспыхивали, то гасли, как крохотные электрические лампочки, свидетельства охватившего его энтузиазма.

Руки его все время ходили ходуном, как у студента колледжа, которому поручено руководить овациями и веселыми взрывами смеха своих сверстников на торжественных сборищах.

– Привет, – вяло поздоровался с ним Дик.

– Самое доброе утро, Дик… вижу, что немного с похмелья… Очень плохо, старик, очень плохо…

– Я тут только что говорил, Эд, – продолжил Джи Даблъю своим монотонным голосом, – что мы должны обсудить на совещании. Первое, что они пока еще не прикоснулись и к верхушке айсберга своего потенциального рынка с семьюдесятью пятью миллионами покупателей, и второе, что умело проводимая рекламная кампания способна покончить со всеми предрассудками, которые некоторые люди все еще проявляют по отношению к патентованным лекарствам, заменяя их чувством собственной гордости…

– Сейчас модно быть скупым… сами понимаете! – вдруг закричал Эд.

– Самолечение, – вставил Дик. – Им вбивают в головы, что сегодня продавец газировки в аптеке средней руки знает о лекарственных препаратах гораздо больше, чем их семейный доктор, который лечит их вот уже двадцать пять лет.

– Они считают, что в патентных лекарствах есть что-то унизительное! – снова заорал Эд.

– Патентованных, – поправил его Джи Даблъю.

Дику с трудом удалось скрыть улыбку.

– Нужно разделить всю концепцию на ее составные части, – сказал Дик.

– Совершенно верно.

Джи Даблъю взял со стола украшенный резьбой нож из слоновой кости для разрезания бумаг и стал внимательно его разглядывать под разными углами. В кабинете воцарилась такая тишина, что был слышен гул уличного движения и даже свист ветра в стальной фрамуге. Дик с Эдом Грисколмом затаили дыхание. Помолчав, Джи Даблъю снова заговорил:

– Американская публика стала такой заумной… когда я был еще пацаном в Питтсбурге, мы только и думали об одном – как получше разместить рекламу, чтобы она сразу бросалась в глаза. Теперь, когда все стали такими умниками, нам нужно подумать о других способах привлечения внимания к нашим товарам, о том, как нам искоренить людские предрассудки… «Бренди Бинго»… такое название явно устарело и никуда не годится. Может, только для лото. Кто же пойдет на ланч в Метрополитен-клаб, если на столике перед ним будет стоять бутылка Бинго… Да он сгорит со стыда… вот что нам нужно обсудить… Еще вчера мистер Бингхэм, казалось, был готов идти вперед в этом направлении. Правда, он наорал на нас из-за высокой, на его взгляд, стоимости рекламной кампании…

– Не обращайте внимания! – визгливо закричал Эд Грисколм. – Мы еще прижмем этого старого негодяя.

– Думаю, нужно его подвести к этому очень мягко, как вы говорили вчера вечером, Джи Даблъю, – сказал Дик вкрадчивым тихим голосом. – Мне сказали, что Хэлси из компании «Хэлси О'Коннор» даже слег в постель с нервным припадком, после того как долго пытался убедить старого Бингхэма решиться наконец…

Эд Грисколм захихикал.

Джи Даблъю встал с едва заметной улыбкой на губах. Когда шеф улыбался, улыбался и Дик,

– Думаю, нам удастся убедить его, заставить оценить все преимущества, связанные с названием… достоинством фирмы… установленными связями…

Все еще рассуждая, Джи Даблъю повел их через холл в просторную комнату с большим овальным столом красного дерева посередине, где уже собрались все сотрудники.

Джи Даблъю вошел первым, покачивая из стороны в сторону своим большим животом, за ним семенили Дик и Эд с пачкой отпечатанных на машинке проектов в бледно-голубых папочках. Когда все расселись, подергали носами, откашлялись, Джи Даблъю приступил к своему сообщению о том, как ведут себя семьдесят пять миллионов американцев. Вдруг Эд Грисколм выбежал из кабинета, но вскоре вернулся, неся аккуратно начерченную схему с голубыми, красными и желтыми ровными надписями, на которой был представлен план предлагаемой рекламной кампании. Восторженный шумок пронесся по комнате.

Дик перехватил направленный на него взгляд Эда, взгляд триумфатора. Уголком глаза он посматривал на Джи Даблъю. Тот изучал схему и на его лице абсолютно ничего не отражалось. Дик подошел к Эду Грисколму, похлопал его по плечу.

– Отлично сработано, Эд, старина, – прошептал он ему.

Безжизненно-напряженные губы Эда растянулись в улыбке.

– Ну, джентльмены, теперь мне очень хотелось бы услыхать оживленную дискуссию, – сказал Джи Даблъю, и его голубые глаза сверкнули, как на долю секунды блеснули маленькие бриллиантики в его запонках.