Такеши поймал взгляд завороженно слушавшей его дочери, чтобы убедиться, что она понимает.

— Ты вырастешь и однажды станешь женой главы могущественного клана. И ты должна будешь очень хорошо помнить историю, и историю не только клана Асакура, чтобы жить в настоящем. В свое время твою мать не обучили должным образом, и теперь Наоми учится каждый день.

Он говорил спокойно и размеренно — как привык говорить на встречах бакуфу и на советах, желая быть не только услышанным, но и понятым. И дочь слушала его со всей детской внимательностью и сосредоточенностью, на которые была только способна. Но при упоминании матери во взгляде Хоши что-то блеснуло, и она поспешно заморгала, прикусив губу.

— Когда матушка поправится? Когда я смогу ее увидеть?

— Мы говорили об этом утром, и с того времени ничего не изменилось, — Такеши строго посмотрел на дочь. — Будет лучше, если ты направишь свои силы на занятия с наставниками, а не на пререкания и жалобы.

Глаза Хоши наполнились слезами. Она опустила голову так, чтобы темные волосы с двух сторон соскользнули ей на лицо и закрыли от взгляда отца.

Такеши пожалел о сказанном, едва только слова сорвались с губ. Он обошелся с дочерью несправедливо: она переживала за свою мать, и в этом не было ничего дурного. Хоши не виновата в том, что у него выдался на редкость дурной день.

Наоми, как же тебя не хватает.

— Я могу идти, отец? — тонким, звонким голосом спросила его дочь. Голосом, звенящим от сдерживаемых слез.

Она отодвинула от себя тарелку и палочки, которыми едва притронулась к еде, и по-прежнему смотрела на свои руки, стиснутые под низким столом в замок.

— Иди, — отрывисто кивнул Такеши, и Хоши буквально вылетела из комнаты, отбросив в сторону дзабутон* и не поблагодарив за ужин.

Когда за ней с громким шелестом захлопнулись раздвижные двери, он позволил себе глубокий вздох. Поставив на стол локти, он уткнулся лбом в сжатый кулак правой руки и прикрыл глаза. Он не умеет говорить с собственной дочерью. Умеет только бить словами и доводить до слез.

Такеши просидел в одиночестве довольно долго — за тонкими стенами постепенно стихли шаги слуг, и сменились самураи, которым предстояло хранить покой поместья ночью. Никто не посмел его потревожить, ничья рука не тронула раздвижные двери. Обычно лишь Наоми решалась нарушать его уединение, но сегодня он ее не ждал.

В сумрачной вечерней тишине Такеши издалека расслышал чужие шаги. Впрочем, Рю-сама, лекарь его жены, и не думал таиться, и не сделал и секундной паузы перед тем, как войти в комнату.

— Ваш молодой самурай сказал, что я найду вас здесь. Я хочу рассказать вам кое-что о здоровье Наоми-сан, — без предисловий начал старик.

Поднявшись ему навстречу, Такеши перехватил его напряженный взгляд. Лекарь выглядел взволнованным, и ему это не нравилось. Мало вещей на свете, что способны заставить волноваться умудренного жизнью и годами старика.

— Я думаю, Наоми-сан намеренно травили каждый раз перед тем, как она скидывала дитя.

Глава 48. Мирное время, тихое время. Часть II.

Взошла полная луна, и сквозь распахнутые оконные створки комнату залил ее серебристый, холодный свет. Наоми не спала: лежала, повернувшись к Ханами спиной, и смотрела на кусочек темного неба, который могла видеть со своего футона. Ровно так прошел весь ее день — за разглядыванием неба.

Ее сводная сестра также не спала, Наоми это чувствовала. Ханами пришла незадолго до полудня и, очевидно, намеревалась остаться подле нее до утра. Она отослала Мисаки, предложившую подменить ее, велев той проследить за подготовкой к чьему-то приезду…

Наоми слушала вполуха и даже не поинтересовалась, кто намерен их посетить, хотя еще два дня назад речь о гостях не шла. Какое ей дело до тех, кого будет принимать Такеши? Она все равно не встанет и не выйдет за пределы этой комнаты.

— Думаешь, я расплачиваюсь за убийство отца?

В тишине, наступившей после ее вопроса, она слышала ровный стук своего сердца. Ханами долго молчала, и Наоми уже не ожидала услышать ответ, когда ее сводная сестра все же заговорила:

— Я вообще об этом не думаю.

— А я думаю постоянно, — поморщившись, Наоми кое-как повернулась на другой бок и устремила на Ханами лихорадочный взгляд широко распахнутых глаз. — Ничего не случается просто так, верно? Значит, то, что происходит со мной сейчас — наказание за дурные поступки в прошлом. А я знаю лишь один свой поступок, расплата за который может быть… такой.

Ханами очень внимательно посмотрела на нее и поджала губы. И без того угловатые черты ее лица заострились от испытываемого недовольства.

— Будь все так, как ты говоришь, мало кто доживал бы даже до тридцатой весны. Такеши-сама… — Ханами сделала выразительную паузу, — не дожил бы.

— Хотела бы я, чтобы твои слова были правдой, — Наоми зябко повела плечами и натянула повыше тонкое покрывало. Она мерзла несмотря на теплую осень и солнечные дни. Она мерзла оттого, что потеряла много крови.

— Ты терзаешь себя, а это только мешает. Кошмары об отце не помогут тебе поправиться, — Ханами не смотрела на нее, изучая неприметный узор на подоле своего серого кимоно. — Ты не одинока в своем горе. Тебе больно, и ты страдаешь, но не веди себя так, словно тебя бросили, или отвергли.

Щеки Наоми покрылись слабым румянцем, и она закусила зубами правую щеку. Слышать подобное всегда неприятно. Но еще неприятнее осознавать в глубине души, что в словах сестры есть доля правды.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты никогда не теряла… — с горечью отозвалась Наоми, и быстро моргнула несколько раз, надеясь прогнать набежавшие слезы.

— Может, и не понимаю, — Ханами покладисто кивнула. — Но потеряла я достаточно, так что знаю, о чем говорю.

— Это разные вещи! — огрызнулась Наоми. — Что ты мне прикажешь делать?! Встать и пойти посмотреть, свежую ли подали к обеду рыбу? Притвориться, что ничего не было, жить дальше, праздновать день осененного равноденствия?! — слезы брызнули из глаз помимо воли, и голос подвел ее, сорвавшись.

Она бросилась ничком на футон, зарылась лицом в ладони и разрыдалась. Ханами окинула бесстрастным взглядом ее вздрагивающие в истерике плечи и подавила вздох.

— Встать с футона, когда почувствуешь силы. Вспомнить о своей дочери. Поговорить с мужем. Вот что я тебе предлагаю.

Наоми никак не показала, что слышала ее слова. Она вновь легла спиной к Ханами и подтянула к груди коленки — так высоко, что стало больно. Если бы она могла сжаться в малюсенький комок и исчезнуть — она