прошла в кают-компанию, служившую зрительным залом, села в полутьме на свободный стул. Не зная начала картины, она смотрела продолжение без всякого интереса, думая лишь о том, что́ там дома с Леночкой.

Минут через двадцать она в темноте тихонько пробралась между рядами стульев, вышла на палубу — и ужаснулась. Море сплошь затянуло таким густым туманом, что не видно было капитанского мостика. В это время кто-то из матросов быстро сбегал по лесенке.

— Скажите, это надолго? — спросила она.

— Что вы, гражданочка, первый день на Курилах?

— У меня ребенок на берегу остался... — пробовала она объяснить, но матрос равнодушным голосом перебил:

— Не в «Мосторг» пришли, а на плавучую коробку...

До семи вечера Леночка спала. Когда она проснулась и хотела заплакать, Стрельцов дал ей радужного попугая, и, пока ребенок забавлялся игрушкой, Вадим Николаевич вышел на кухню разогревать манную кашу. Скормил Леночке блюдце каши, напоил чаем и, устроившись рядом на кушетке, взялся было дочитывать книжку. Вдруг девочка швырнула на пол попугая и зашлась такими слезами, что Вадиму Николаевичу пришлось взять ее на руки. Он ходил с ней из угла в угол, качая на руках и напевая своим глуховатым баском разные песни — от лермонтовской «Казачьей колыбельной» и до арии Ленского «Куда, куда вы удалились», но, к досаде Стрельцова, Леночка не успокоилась. В одиннадцатом часу ночи, вдоволь наревевшись, притихла. Стрельцов уложил ее в кроватку, укрыл байковым одеяльцем и погасил верхний свет.

Он вышел посмотреть на море.

— Да, это надолго!

К радости Стрельцова, назавтра чуть свет прибыл горными тропами Ирганцев. Он очень удивился, застав Леночку на руках у Вадима Николаевича. Когда тот рассказал ему, в чем дело, капитан побежал связаться по радио с «Манероном».

Он передал жене, что дома все в порядке, Леночка здорова и чувствует себя прекрасно.

Только на четвертые сутки Ирина Павловна возвратилась из «универмага».

Мы сидели за столом, когда вдруг с шумом распахнулась дверь и Леночка с порога закричала:

— Товарищи офицеры, папка мой приехал!

Ирганцев, высокий, стройный, подтянутый, вошел в комнату, поцеловал жену, поздоровался со мной и со Стрельцовым и стал извиняться, что дела несколько задержали его.

— Ну что ж, друзья мои, — сказал Стрельцов, разливая по бокалам шампанское, — первый тост за виновницу торжества, нашу отважную курилочку. — И, обращаясь к Леночке, сказал: — Будь здорова и счастлива!

— Буду! — закричала девочка и стремглав выбежала на улицу, где ее поджидал Николай Громов с большим букетом курильских магнолий.

14

Если бы мне выпало счастье увидеть девяносто девять курильских чудес из ста, минуя Горячий пляж, никто бы, вероятно, не поверил, что я побывал на Кунашире, потому что это чудо природы никак нельзя обойти.

Погода с самого утра приглашала в дорогу. Птицы только начинали свои моционы, и, достаточно наглядевшись на них в предыдущие дни, я решил отправиться на Горячий пляж, куда можно, по желанию, добраться и на машине и пройти пешком.

Но мне не хотелось лишить себя удовольствия прогуляться вдоль побережья. А чтобы успеть до прилива вернуться обратно в Южно-Курильск, сяду на какую-нибудь попутную машину.

Иду у самой кромки залива, лавируя между огромными серыми валунами, то круглыми, как ядра, то острыми, как надолбы.

Кто же разбросал по всему берегу эти многотонные ноздреватые камни, о которые разбиваются могучие волны океанского прибоя?

Оказывается, это всего лишь застывшие брызги вулканической лавы. Но если это только брызги, то каких же чудовищных размеров достигают основные продукты вулканического извержения?

В старинных «Вестниках новостей», где собраны отчеты русских путешественников «в отдаленные Курильские острова», в частности — в интереснейшем отчете о научной экспедиции сибирского дворянина Антипина («как приказано было ему объехать на большой байдаре для собрания... потребных для Санкт-Петербургского императорского натурального кабинета разных достопамятностей»), сохранилось несколько описаний деятельности кунаширских вулканов.

«Извержение сопровождалось выбросом дыма, пепла, от которого небо сделалось черным-черно, раскаленных камней, которые с оглушительным грохотом падали на скалы, дробясь и шлепаясь в море. Красная кипящая лава струилась по склонам горы бесчисленными ручьями, придавая вулкану ночью такой вид, будто он увешан угасавшими фонарями. Лава, стекая в море, остывая, шипела, и это шипение было слышно далеко. Выкидной лес на берегу был обуглен так же, как и трава сожжена и убита... Но любопытно, что, нисколько не смущаясь сильным извержением из кратера и более тихим у подошвы горы, бесчисленное количество кайр, чаек, бакланов водворялись на выступах утеса, кладя яйца. При каждом грохоте и шлепанье камней, катившихся вниз, тучи птиц с криком отлетали, а несколько минут позже возвращались на прежнее место...»

Последнее извержение вулкана Менделеева было настолько сильным, что образовался новый, побочный кратер на южном склоне огнедышащей сопки. Из него и сейчас пробиваются лиловатые струйки пара и газа, и кажется, в чреве его что-то бурлит, ухает, ворочается.

Однако, как дальше увидим, вулкан Менделеева больше приносит людям радости, чем огорчений.

До Горячего пляжа осталось приблизительно полпути, но я уже успел встретиться с чудом.

Оно явилось предо мной в образе рыбака; на вид ему было лет тридцать пять — сорок. Это был высокий, несколько сутуловатый мужчина в сером костюме и в фетровой шляпе. Он шел, опираясь на суковатую палку, слегка прихрамывая на левую ногу. Через каждые десять — пятнадцать шагов он останавливался, ощупывал больную ногу, и лицо его при этом блаженно улыбалось. Мимо мчались машины, и шоферы, как я уже говорил, привыкшие подсаживать пешеходов, выглядывали из кабин, а один даже затормозил и крикнул человеку в шляпе:

— Садись, товарищ, подвезу!

— Спасибочки, в другой раз, — ответил тот и зашагал дальше.

Несколько минут я шел позади, потом человек в шляпе, глянув на меня через плечо, спросил:

— На Горячий пляж?

— Да.

— Значит, по пути. — И тут же стал мне рассказывать, что сегодня впервые после тяжелой болезни решил совершить длительную прогулку и, главное, без посторонней помощи. — Ноги свои пробую. Еще и месяца не прошло, как добрые люди снесли меня на руках с парохода, а нынче — сами видите... хожу. — И с восторгом добавил: — И это, поверите ли, после десяти горячих ванн. А ежели весь курс пройду, еще три-четыре ванны приму, к черту посох! — Он