– Твою мать! – пробормотал Графф и свистнул сквозь стиснутые зубы.

Винтер кивнула, безмолвно разделяя его чувства. Она видела своими глазами и пожарище, и трупы вьючных лошадей, но пелена дыма и хаос, царивший вокруг, мешали оценить истинные размеры ущерба. Ей показалось тогда, что десолтай в итоге потерпели неудачу, поскольку почти все солдаты благополучно вырвались из расставленной кочевниками западни.

– И все же это не оправдание для бунта, – сказала она с убежденностью, которой на самом деле не испытывала. – Если у нас начнутся беспорядки, десолтай нас перережут.

– Ясное дело, не оправдание, – торопливо согласился Графф. – Я ничего такого и не хотел сказать. Просто у меня и в мыслях не было, что все так скверно.

– У полковника наверняка есть какой-нибудь план, – подала голос Бобби.

– Сколько людей знает о бунте? – спросила Винтер, обращаясь к Фицу.

– Точно не могу сказать, – отозвался лейтенант, – но, похоже, эта новость еще не стала достоянием всего лагеря. Знают, само собой, люди Дэвиса и, подозреваю, кто-то из четвертого батальона – те, кому доверяет капитан Ростон.

– А капитан Солвен и капитан Каанос? Если обратиться к ним, могут они положить конец бунту?

Фиц нахмурился:

– Вполне вероятно. С другой стороны, капитан Ростон наверняка понимает, что не сможет действовать, не добившись от них хотя бы негласного одобрения.

– А стало быть, он вполне уже мог перетянуть их на свою сторону, – вставил Графф. – И если мы сунемся к ним, то запросто угодим под арест.

– Но нельзя же сидеть сложа руки! – воскликнула Бобби.

Винтер поморщилась. Чутье, которое развилось в ней за два года службы под началом Дэвиса, твердило ей, что надо затаиться, выждать, пока все кончится, и присоединиться к победившей стороне. И не лезть на рожон, чтобы не привлечь излишнего внимания.

Вот только сейчас об этом и речи быть не может. Она в ответе за седьмую роту, и несколько ее солдат уже в плену у бунтовщиков, если вообще живы. «Больше того, если мы сейчас примем неверное решение, нам неминуемо уготована смерть. Кто вернее всего найдет путь к спасению – полковник и капитан Д’Ивуар или Ростов и Дэвис?» – рассуждала девушка. Если ставить вопрос таким образом, то и выбора, собственно, нет.

– Солдатам пока еще ничего не сообщили, – произнесла Винтер. – Не хотят признавать, что это бунт. Ветераны, может, и поддержат бунтовщиков, но вот новобранцы… – Она искоса глянула на Бобби, – новобранцы – вряд ли. Поэтому они стараются обстряпать все по-тихому. Захватить капитана Д’Ивуара, полковника, еще кого-то, кто может помешать, а утром выступить с какими-нибудь оправданиями – и командиром полка станет капитан Ростон.

– Я пришел примерно к таким же выводам, – сказал Фиц, – что, в свою очередь, подсказывает, как надо действовать. Если, разумеется, вы готовы ко мне присоединиться.

Графф кивнул.

– Они схватили Фолсома, – мрачно проговорил он.

Бобби тоже согласно закивала. Глаза ее горели почти лихорадочным огнем. Может, она еще не до конца оправилась после того, что произошло на пустынном холме? «Черт возьми, да по всем правилам ей и вовсе полагалось умереть!» – пришло в голову Винтер.

– Вы считаете, что нам нужно освободить пленных, – сказала она. – Полковника, капитана Д’Ивуара и, будем надеяться, Фолсома с его ребятами.

– Именно, – подтвердил лейтенант. – Капитан Ростон, судя по его действиям, явно не уверен, что сможет перетянуть солдат на свою сторону в присутствии полковника.

– Верно. – Винтер нахмурилась. – Если только все они еще живы.

– Да, – произнес Фиц. – Подозреваю, это зависит от того, насколько широкие полномочия получил у бунтовщиков сержант Дэвис.

– Чертов Дэвис, – пробормотала Винтер. – Почему замешанным в бунте оказался именно он?

Впрочем, чего еще можно было ожидать? Всякий раз, когда затевается что-то нечистоплотное и отталкивающее, можно дать голову на отсечение, что в этом будет замешан Дэвис.

– Нам известно, где держат пленников? – спросил Графф.

Фиц покачал головой, но Винтер задумчиво улыбнулась.

– Могу поспорить, что знаю, кому это известно, – сказала она. – Просто оставьте меня с ним ненадолго с глазу на глаз.

Винтер пришла к выводу, что четвертый батальон ничего не знает. Во всяком случае, не знает наверняка. В расположении батальона царило беспокойство, многие солдаты, несмотря на дневную усталость и поздний час, не спали, и одно это яснее слов говорило: они чувствуют, что что-то назревает. Впрочем, Винтер и Графф прошли через расположение в мундирах первого батальона, и никто их не окликнул, не остановил. Они выбрали удобный наблюдательный пункт за костром, расположенным перед двойной палаткой Адрехта, устроились поудобней и стали ждать.

Допрос Бугая оказался обескураживающе коротким. Все время, пока шел разговор в палатке Винтер, он изнемогал от страха, и напускная бравада его истощилась, при первом же нажиме лопнув, точно мыльный пузырь. Не то чтобы Винтер предвкушала возможность подвергнуть его пыткам, но было, безусловно, приятно внушить Бугаю, что именно это она и замышляет. В глазах его стоял безмерный ужас мучителя, который неожиданно для себя оказался в роли жертвы.

К сожалению, известно ему было немногое. Пленников совершенно точно нет в расположении четвертого батальона – и это логично, поскольку сохранить их пребывание в тайне среди стольких людей было бы невозможно, но где их держат – Бугай понятия не имел. Впрочем, большинство солдат второй роты до сих пор оставалось в ее расположении, в то время как Дэвис и еще несколько человек находились рядом с капитаном Ростоном. Это подсказало Фицу новую идею. Винтер эта идея не понравилась с самого начала, но ничего лучшего она предложить не могла.

Графф отобрал среди солдат седьмой роты десятка два человек, на которых, по его мнению, можно было положиться. Вооруженные мушкетами, ножами и штыками, они сейчас направлялись с другой стороны к палатке капитана Ростона, и во главе их шагал Фиц. Любопытные шепотки сопровождали их проход через расположение четвертого батальона, как пенный след на воде сопровождает проход корабля. К тому времени, когда вся процессия добралась до палаток, капитан Ростон уже вышел наружу. Со своего места Винтер видела только его силуэт, подсвеченный сзади фонарями.

Фиц, наоборот, был виден до мельчайших подробностей. Несмотря на огромную гематому, уже превратившую правый глаз в щелочку, на губах лейтенанта играла обычная улыбка, и откозырял он четко, как на параде.

– Капитан Ростон!

– Лейтенант, – отозвался Ростон. Если он и не ожидал увидеть Фица живым, то не выдал голосом удивления. – Вижу, вы ушиблись.

– Упал и ударился, сэр. Ничего страшного, – беспечно отозвался Фиц. – Я только что от полковника. Он и капитан Д’Ивуар просят вас явиться на военный совет.