как коротка человеческая жизнь. Ведь сменяются поколения живущих в этих краях, а величественные ели так и будут окружать церквушку в своем невозмутимом вечном молчании.

За зданием церкви была еще одна тропинка, вымощенная из серого гладкого камня. Вела эта тропинка к кладбищу, где по старой традиции хоронили усопших из городка после церковной службы, что проводил Преподобный Янг. И даже в наше прагматичное время традиция эта не умерла, и жители по-прежнему хоронили своих родных именно на этом кладбище. А само кладбище по виду было под стать самой церкви. Старинное, но ухоженное, отреставрированное умелой рукой прилежного мастера, несмотря на то, что за многие годы оно изрядно расширилось.

И хотя по повелению Пастора Янга двери церкви были открытии круглые сутки, сегодня был тот редкий (слава Богу!) день, когда в церковь не пропускали приезжих. Небольшое помещение, почти полностью заполненное людьми пришедшими в этот час попрощаться с покойным Реджинальдом Говардом служило не только символом единения, но и сплоченности. Отпевание проводил все тот же Пастор Янг. Он, как и большинство пришедших на церемонию прощания людей, был лично знаком с Реджинальдом. А человек этот надо сказать был фигурой в городке известной. И даже в самом Лондоне с ним за руку здоровались сильные мира сего. Ну а как иначе? Господин Реджинальд был человеком богатым, происходил из знатного рода, и при этом со всеми держался по-простецски и активно участвовал в общественной деятельности. Проще говоря, усопший окружал себя людьми из самых разных кругов, профессий и положений. И именно поэтому зал церкви был почти полностью заполнен людьми.

С Реджинальдом Говардом пришло попрощаться много народу.

Пастор прочитал молитву. Затем произнес скорбную речь о самом усопшем. В полной тишине его голос разносился по всему залу до самого потолка. Хотя те, кто часто слушал его проповеди, с уверенностью говорили, что молитвы и голос пастора возносились и выше, к самому Богу. А голос надо сказать у преподобного Янга и в самом деле был красивый, и речь хорошо поставлена. Ровный, спокойный, редко переходящий на повышенные тона или ярко окрашенные эмоции. Мужчины склоняли головы во время сегодняшней молитвы; в зале часто слышались женские всхлипы. Только одна молодая женщина лет тридцати сидела на самой последней скамье в полном одиночестве. И хотя голова ее была так же опущена, одежда ее была, мягко говоря, не совсем подобающая для траурного события. Лицо женщины скрывали полы черной шляпки, из-под которых выбивались непослушные кудрявые локоны темно-каштановых волос. Четко очерченные скулы и щечки были слегка красными от румян. И хотя фиолетовая блузка и была застегнута на все пуговицы, корсет, который девушка надела поверх блузки выгодно подчеркивал ее талию и высокую грудь. Темные брюки заправлены в красивые сапожки на невысоком, но толстом каблуке. На спинке скамейки висело темно-зеленое пальто. Но, несмотря на то, что внешний вид девушки явно не соответствовал мрачному настроению собравшихся, ее присутствие, казалось, никто не замечал. Она вошла в церковь последней, практически перед самым началом пасторской речи, скромно разместившись на самой дальней скамейке.

Видя через окно, что к церкви подошли еще люди, Пастор Янг закончил свою речь предложением выйти на улицу, для того чтобы поздороваться с теми, кто по каким-то причинам не успели прийти вовремя, и согласовать дальнейшие действия, когда помощники понесут гроб на кладбище. Он спустился с алтаря и плавным шагом направился к высоким дверям церкви. Все, кто был в зале медленно поднимались со своих мест и цепочкой шли за священником к выходу. Когда последние прихожане ступили за порог церкви, Агата поднялась со скамьи, но не пошла за всеми на улицу. Она обошла ряд скамеек, так, чтобы ее не было видно с улицы, и быстро пошла к гробу, стоящему справа от алтаря. Подойдя к гробу, Агата мельком посмотрела в сторону открытых дверей ― убедиться, что никто не обращает внимания на оставшуюся в церкви девушку. Гроб был большой, выполненный по специальному заказу из красного дерева, по бокам его красовался витиеватый узор. Гроб стоял на специальной конструкции, предназначенной специально для таких случаев. Агата подняла крышку, и посмотрела на бледное лицо Реджинальда Говарда. Сам покойник был одет в дорогой темно-синий костюм, белую рубашку и такой же темно-синей галстук.

Реджи всегда нравились костюмы именно английского покроя.

Агата еще раз взглянула в сторону выхода. Толпа стояла на улице; люди тихо переговаривались друг с другом. Пастор Янг беседовал со своими помощниками. И хотя в конце своей речи преподобный произнес, как он опечален тем, что такое благородное и доброе сердце, как у Реджинальда Говарда остановилось в таком раннем возрасте, это было ложью. Реджинальд умер не от сердечного приступа. Только три человека знали подлинную причину смерти тридцати пяти летнего Говарда. Патологоанатом, который за солидное вознаграждение скрыл истинную причину смерти, записав в своем отчете такое короткое, но страшное словосочетание: «сердечный приступ». Агата, самолично всадившая своему любимому Реджинальду пулю в лоб из пистолета девятого калибра. И помощник патологоанатома, молодой юноша, талантливо скрывший дырку во лбу покойного. Особенно дорого обошлась ей просьба не вынимать пулю из головы покойного. Важное условие в ее случае, объяснять которое Агата не собиралась. И хотя сумма вышла пятизначной, оно того стоило. Женщина слегка наклонилась к покойнику и сказала слова, которые никогда не услышишь в церкви и уж тем боле на похоронах. Слова, от которых у самого преподобного Янга наверняка бы случился самый натуральный сердечный приступ.

− Больше никогда не возвращаться к жизни, Реджи. Если ты опять воскреснешь и будешь меня искать, я найду способ отправить тебя на тот свет, и это будет самый последний раз, любовь моя. — Затем она с силой захлопнула крышку гроба, словно недовольный музыкант, рассердившийся на рояль и быстрым шагом направилась к заднему выходу.

Оставаться на церемонию погребения у Агаты не было ни малейшего желания. Хватит. Насмотрелась.

Зима, 1904 год

Канада

Последние три дня, Агата наблюдала, как умирает ее любовь. У нее больше не осталось сил. Не осталось надежды. Она просто была рядом с ним. Рядом с Реджи. Измученная постоянным недосыпом и горькими слезами, она еле оставалась в сознании и потому не услышала, как открылась дверь в палате.

− Мисс Агата Персиваль? — Произнес чей-то мужской голос. Агата повернулась в сторону двери. В проеме стоял высокий, худощавый мужчина, с выразительными голубыми глазами за стеклами круглых очков в стальной оправе.

− Кто вы? − Спросила Агата уставшим, и каким-то блеклым голосом.

− Прошу меня извинить за вторжение.