свои услуги быть переводчиком. Вышло довольно удачно – после каждой фразы, сказанной Головиным по-русски, Ермолов тотчас произносил ее по-английски.

Для выслушания сообщения собралась комиссия по внешним делам, пришли и некоторые парламентарии из других комиссий, присутствовало не менее 40 человек. Доклад был выслушан с большим вниманием, видимо заинтересовав англичан, засыпавших вопросами и просьбами разъяснений.

Был ли результат от этого сообщения? Увы, полагаю – что никакого. С вниманием выслушали, наружно одобрили, а в результате позиция Ллойд-Джоржа осталась без изменения.

В Лондоне наш поверенный посольства Набоков, заменявший в это время посла, устроил обед, на который были приглашены и некоторые лица русской колонии. А после обеда Головин и я осведомили присутствующих о нашей борьбе в России. Нам пришлось отбыть еще две трапезы, устроенные русскими организациями, на которых, как полагается, следовали речи, тосты, пожелания, разъяснения и пр.

Вернувшись во Францию, в Париж, я застал только что добравшихся сюда членов моей делегации, застрявших в Константинополе, генерала Герасимова и члена Донского Круга Г. Карева. Я поставил их в курс создавшейся обстановки и выразил полную бесполезность пребывания здесь в то время, когда грозные события Гражданской войны призывали принять в ней участие, решил покинуть милую Францию и вернуться. А они оба решили оставаться в Париже; я передал им остающиеся деньги, оставив себе небольшой аванс на возвращение.

* * *

Проделав путь из России в Париж через Одессу, Константинополь, Грецию и Италию, выжидая в портах и пересаживаясь с парохода на пароход, что было сложно, медленно, томительно, с массой неудобств, теперь хотелось, когда в Европе война отгремела, сократить время переезда, обратно вернуться сушей. Как будто железнодорожное движение налаживалось, и даже должен был быть отправлен экспресс Париж—Константинополь. С трудом, через французское Министерство иностранных дел, удалось достать на него место.

Маршрут экспресса проходил через Австрию, Венгрию, Югославию и Болгарию, в нем, с большими удобствами в вагонах международного общества и вагоном-рестораном, я покатил, но в дороге судьба нам приготовила немало сюрпризов.

Проезжая урезанную со всех сторон Австрию, отделенную от Венгрии, получилось известие, что в последней власть захвачена небезызвестным коммунистом Белой Куном, поэтому нашему поезду указано было не проезжать Венгрию, а взять более кружной путь через югославский город Загреб (входивший ранее в Австро-Венгрию и носивший немецкое название Аграм).

Далее, не доезжая до Белграда, выяснилась новая неприятность и удлинение нашего пути, т. к. поезд наш не может пройти на Константинополь, вследствие повреждения и еще неисправленных, по окончании войны, мостов. Приходилось вновь менять маршрут, свернув на Румынию, и дойти лишь до Бухареста.

Прибыв в последний, мы покидали прекрасные вагоны экспресса, и нужно было искать дальнейшего способа добираться к себе. На вокзале я узнал, что единственный путь для возвращения – это взять редко ходящий теперь поезд в румынский порт Констанцу, где искать пароходов. Но в направлении на Россию – их нет, поэтому не миновать Константинополя.

Пока что поехал в гостиницу. Извозчик, как почти все извозчики в Бухаресте, оказался русским, из секты скопцов, переселившихся сюда полвека назад и не забывших родного языка.

В Румынии в это время еще продолжала находиться французская военная миссия, во главе которой состоял французский генерал Бертелло. Эта миссия прибыла в Румынию еще до революции в России, для снабжения и обучения румынской армии необходимыми техническими средствами для ведения войны.

Румыния два года присматривалась – к какой стороне примкнуть? Но недальновидно не принимала никаких мер для подготовки своей армии необходимой техникой. Видимо, выжидала выяснения – стать на ту сторону, где зрелый плод победы, без усилий с ее стороны, сам достанется ей. После Брусиловского прорыва выступила на русской стороне, но неподготовленная во всех отношениях румынская армия принуждена была отступать. Посыпались просьбы к России о помощи. После русской революции и выхода из войны России Румыния принуждена была заключить мир с Германией.

Перед войной, в 1913 году, у генерала Бертелло состоял в депутации генерал Жоффра, когда последний приезжал на маневры в Россию, при которой состоял и я, а потому, узнав о моем приезде, пригласил к себе на завтрак.

На завтраке присутствовали офицеры его миссии в Румынии. Он был, как и многие, упоен победой. Ранее заискивание в отношении к нам, русским военным, в коих видели своих действительных спасителей, сменилось, и теперь сквозило как бы свое превосходство, хотя и прикрытое французской любезностью и добродушием самого генерала.

Я затронул вопрос относительно помощи Добровольческой армии из военных запасов, оставшихся здесь.

Бертелло довольно пространно объяснил мне, что еще до их победного конца, во время оккупации немцами Украины, удалось снабдить оружием отряд полковника Дроздовского, но это, конечно, капля в море. После ухода немцев стало легче. Приезжал сюда от Деникина генерал Эрдоли, но румыны отказались что-либо отдавать, считая все запасы своими, тогда как все находящиеся здесь склады оружия были, как и снаряды, русскими.

– Румыния теперь вас не любит, – прибавил Бертелло. – Они говорят: русские втянули нас в войну, а потом с революцией бросили! Вы, как и я, знаем, что это неверно… Скажу к тому же, да ведь они и не победили, а заключили мир с немцами, поставив меня с миссией в затруднительное положение. А теперь сидят в Версале как победители!

После завтрака, когда я, прощаясь, благодарил за прием, Бертелло спросил, чем он может быть мне полезным?

Я ответил просьбой: не может ли он помочь мне добраться до Новороссийска?

– Единственный путь вам лежит через Констанцу, откуда нерегулярно ходят пароходы в Константинополь. Из последнего, также нерегулярно, французские транспортные суда ходят в Новороссийск. Я распоряжусь, чтобы вам дали место и отвели купе в поезде, идущем несколько раз в неделю в Констанцу, т. к. поезда переполнены и вагоны в ужасном виде. Затем дам вам письмо в штаб верховного французского представителя в Константинополь, для устройства вас на ближайший пароход, идущий в Новороссийск.

Я поблагодарил, и мы дружески простились. Но все же, узнав о дне моего отъезда из Бухареста, Бертелло лично заехал на французском автомобиле за мной в гостиницу и повез с моим багажом на станцию, объяснив:

– Не особенно доверяю румынам, что они выполнят мою просьбу по устройству вас в поезд, а потому хочу вас проводить.

На вокзале его встретил начальник станции, и все было устроено. Все вагоны поезда были в ужасном виде, не было почти ни одного целого стекла в окнах, места брались, что называется, с бою. Я был рад, что благодаря любезности Бертелло был избавлен от этой неприятности.

В Констанце пришлось прождать более