в войне с Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой. В силу этого передача оружия соседу, ведущему войну с этой республикой, вопрос деликатный, могущий усложнить наши переговоры.

Черячукин на это отметил, что история дает примеры тому, когда нейтральная страна все же помогала той стороне, интересы коей ей ближе; он напомнил о том, как во время войны с Японией англичане все время помогали им.

На что Дорошенко с улыбкой ответил:

– Генерал прав, и я, как и мои коллеги в правительстве, нахожу, что в вашей борьбе мы должны пойти вам на помощь, хотя бы находясь как бы нейтральными, но подчеркиваю деликатность этого вопроса, который не следует муссировать, дабы не осложнять наших переговоров.

Я поблагодарил министра и добавил, что вопрос этот еще более щекотлив для нас в отношениях с немцами.

– Вы особо правы в этом, от них многое зависит. А вы были у Мумма и немецкого командования?

Чтобы польстить ему, я ответил так:

– Раньше хотел повидать вас, как министра страны, куда я командирован, хотя от гетмана слышал, что Мумму известно о нашем приезде и он интересуется познакомиться с нами.

Затем Дорошенко пространно пояснил обстановку, указывал, что для соседей выгодно ближе сходиться, а потому спросил, как мы смотрим на вхождение Дона в Украинскую державу в виде автономной или федеративной области?

Вот куда он гнет, подумал я и ответил:

– Этот вопрос у атамана не подымался, и мы не имеем возможности его обсуждать. Но думаю, что атаман и донские казаки – как все же русские люди – скорее мыслят о вхождении на тех же основаниях в состав Российского государства, когда захватчики власти уберутся.

Дорошенко пытался поднять разговор о границах с Доном, на что я, поддержанный всей миссией, нашел, что теперь не время заниматься им, хотя имеем документ, составленный в Киевском университете.

Министр, подумав, согласился с нами и заявил: «Это дело будущего».

На этом беседа наша закончилась. Прощаясь с нами, Дорошенко подтвердил, что в вопросе о снаряжении он будет на нашей стороне, просил еще раз поменьше о нем говорить.

* * *

Вскоре после визита у Дорошенко мы получили приглашение к германскому послу на Украине, имевшему огромные полномочия. Прибыв в 10 часов всей миссией, я и Черячукин были в военной походной форме – Черячукин в донской казачьей, а я в кирасирской, коим командовал.

Мумм принял нас в своем салоне сухо, но изысканно вежливо. Все разговоры шли через нашего переводчика.

– Я побеспокоил вас приглашением, – сказал Мумм, – чтобы познакомиться и выяснить некоторые вопросы. Из донесений наших офицеров, находящихся на Дону, в том числе майора фон Кохенгаузена, нам известно мнение вашего атамана – поддерживать с нами добрые отношения, но мы сейчас ведем тяжелую борьбу на Западе, а потому мы можем оказывать помощь лишь тем организациям, в коих полностью уверены, что они не пойдут, ни при каком положении, не только в соглашение, но даже просто в сношение с образованиями, могущими нам вредить.

Намек, сделанный Муммом, я принял как о наших добрых отношениях с Добровольческой армией. Поэтому, не называя Доброармию, возразил:

– Мы боремся лишь против большевиков, они наши непримиримые враги, и имеем сношения только с теми организациями, которые могут помочь в этой борьбе.

На это Мумм сказал, как бы поправляя:

– Или вы меня не поняли, или перевод сделан не точно, я не задаю вам вопроса, я лишь хочу информировать о будущем – как может сложиться обстановка.

В дальнейшем наша беседа, вернее, поучение нас Муммом, как надлежит вести политику, протекала мирно. Слушая его, мы избавлялись от ответов на могущие быть вопросы, а Мумм, в своем величии полновластного владыки на Украине, видимо, наслаждался в своем превосходстве искушенного дипломата над нами, дилетантами.

Чувствуя, наконец, что красноречие Мумма подходит к концу, я, улучив небольшой перерыв, доложил, что все им высказанное будет сообщено Донскому атаману, а наша миссия по выполнении своих работ возвращается, лишь генерал Черячукин остается здесь, ему, мы надеемся, Его превосходительство не откажет и впредь в своем внимании.

Прощаясь с нами, Мумм сказал, что он в курсе о наших пожеланиях военного снаряжения, но дело это касается военного командования и украинского правительства. «Я знаю, – прибавил он,– что командующий германскими войсками также хочет повидать вас. И если вы не устали, то сегодня он может вас принять в 4 часа».

На что мы дали свое согласие.

В назначенный час мы прибыли с нашим прекрасным переводчиком к фельдмаршалу Эйхгорну, командующему германскими войсками. Нас провели в его кабинет, где он сидел в глубоком кресле и курил сигару. Приподнявшись, он пожал нам руки, предложил расположиться в таких же удобных креслах и, взяв со стола коробку с сигарами, предложил желающим. Наш министр путей сообщения взял сигару, я попросил папиросу, остальные были некурящие.

Фельдмаршал, уже пожилой и несколько грузный, приветливо оглядев нас, с добродушной улыбкой выразил удовольствие видеть здесь нас двух, Черячукина и меня, в военной форме. Чувствовалось, что забыл, зачем хотел нас видеть и, видимо, не знал, о чем говорить. После небольшой паузы он заявил, что хорошо знает военные формы и особенно ему нравится русская.

– Вот сразу вижу, – сказал генерал, указывая на шаровары Черячукина, где был один широкий лампас, – что вы казак! Как жалко, что теперь изменение в ведении войны! То ли в былое время, на войну и в бой войска шли в парадных формах!

И он еще что-то говорил о прежних формах. Видимо, цель нашего пребывания в Киеве его менее всего интересовала, а вспомнить о былом было приятно. Во время его рассказа о былом в кабинет вошел высокий немецкий генерал, издали кивнул и сел в кресло. Увлекшийся рассказами хозяин не сразу его заметил, закончив какую-то фразу и оглянувшись в его сторону, увидел и сказал: «А вот и мой начальник штаба, генерал Греннер». Тогда последний доложил:

– Это донская делегация, о которой я имел честь докладывать Вашему высокопревосходительству.

А.А. Вонсяцкий

К.Ф. Зерщиков

Н.В. Волков-Муромцев

В.Э. Зборовский

М.В. Свечин

Князь А.Е. Трубецкой

Д.И. Звегинцов

Могила В.Н. Звегинцова

Барон П.Н. Врангель