– Сегодня был последний день?

– Ага. И я возвращаюсь домой вместе с тобой. На когда там «Бьюгл» запланировал твой обратный рейс?

– На завтра. Они очень довольны. Кейт говорит, что у нее уже есть для меня новое задание, и это меня устраивает. Но, ЭмДжей, если здесь есть еще работа, которой ты бы хотела заняться, тебе следует…

– Нет. Милый, это не жизнь. Ты вечно бегаешь по окрестностям, я вечно бегаю по окрестностям, мы почти не видимся и не бываем вместе. Здешние агентства порекомендуют меня своим коллегам и бывшим клиентам в Нью-Йорке. Посмотрим, что из этого выйдет. Но я в любом случае предпочту голодать вместе с тобой, чем зарабатывать кучу денег без тебя.

– Мы вполне можем начать голодать, – согласился Питер, – да, AP отвалят мне тонну денег, и следующие пару месяцев мы будем в шоколаде, но вот потом…

– Давай посмотрим, что принесет нам будущее, – сказала ЭмДжей. – Доедай свой салат. Я хочу горячее, а эта милая леди ждет, пока ты закончишь возиться. Ты зелень есть будешь?

Питер улыбнулся и занялся остатками салата. Когда официантка забрала тарелки, ЭмДжей наградила его задумчивым взглядом.

– И что он сказал?

– Кто?

– Тот парень с большими зубами. Ты понял, который.

Питер изогнул бровь.

– О, он припас аргументы для спора, – ответил он, – но мы расстались друзьями.

– В это я верю. – Принесли стейк, и Мэри Джейн основательно в него вгрызлась. – Расскажи мне другое.

Питер пожал плечами.

– Он не стал убивать меня после того, как Курт сбежал, – произнес он, – так что либо он решил позволить мне пожить еще чуть-чуть, либо задушил в себе это желание.

– Я ни на секунду не поверю во второе, – возразила ЭмДжей, – что же касается первого, то я не верю в его мотивы.

– Не уверен, что и сам в них верю, – согласился Питер, – но мне кажется, Курт каким-то образом пристыдил его. Странный был момент, но я рад, что увидел его.

– Вопрос в том, – заметила ЭмДжей, – как долго это продлится?

Питер покачал головой, затем дотронулся до ее руки.

– Я не знаю. И у меня есть такое чувство, что, во что бы ни впутался Курт, мы об этом еще узнаем. И все станет только сложнее. Но сейчас…

– На данный момент, – Мэри Джейн стиснула его руку. – Ты здесь. И я здесь. И завтра мы попрощаемся с тетей Анной, сядем на самолет, вернемся домой и продолжим жить в месте, где не такая высокая влажность. И я испытаю огромное облегчение. А теперь ешь свою пасту, пока она не остыла, или ЭмДжей очень рассердится.

Питер в надежде посмотрел на нее.

– Обещаешь?

Ее улыбка обещала и не такое.

Питер принялся за пасту.

БЛАГОДАРНОСТИ

ОГРОМНОЕ спасибо Джиму Дамулину из Космического центра Кеннеди, хранителю страниц Центра в сети Интернет, за множество полезной информации.

Также спасибо Полу Макграту за техническую помощь и Питеру Морвуду за его советы по военным вопросам, секретарским услугам и кейтерингу.

ДВА ЧАСА тридцать минут, неподалеку от городка Долджевилл, штат Нью-Йорк. Другими словами, середина ночи у черта на куличках. Джим Хеффернан умирал со скуки.

Это был 45-летний мужчина, невысокий и довольно жизнерадостный, особенно учитывая жизненные обстоятельства. Окружающие твердили, что он как две капли воды похож на известного актера Сэма Нилла, только слегка располневшего. Комплимент, конечно, лестный, вот только Джим предпочел бы услышать, что у него остаток на банковском счете точь-в-точь как у Сэма Нилла, располневшего или нет. Однако он старался не брать в голову разницу в уровне их доходов – подобные размышления все равно не приносили никакой пользы.

Когда-то Джим был шахтером. Собственно, большинство местных когда-то были или шахтерами, или женами шахтеров, или детьми шахтеров. Это было давно, когда Джиму только-только исполнилось двадцать, а по соседству с Долджевиллем стоял еще один маленький городишко, прозванный Уэллестон в честь какого-то Уэллеса или как его там, который и основал местные шахты.

Это было уже совсем давно, еще в конце прошлого столетия. Поначалу город и шахты процветали, долгие годы благосостояние местных жителей целиком зависело от «денег Уэллестона». Но потом все изменилось. Всегда все меняется.

Вот почему Уэллестон лет тридцать напоминал разрушающийся город-призрак, и еще тридцать – призрак города-призрака. И именно поэтому Джим в полтретьего ночи истекал потом в душной коробке охранной сторожки. Он снова и снова моргал в резком, слегка мерцающем свете флуоресцентных ламп, разгадывая совершенно не интересующий его кроссворд в попытке не заснуть. Джим охранял что-то, что более не являлось угольной шахтой.

Сторожка представляла собой будку размером с гардеробную, со стенами цвета изоленты и бетонным полом. Даже в жаркую летнюю ночь внутри было сыро. А сетки на окнах были слишком крупными и недостаточно плотно прилегали к рамам, так что любая мелкая тварь с радостью лезла внутрь. Мошки, комары и прочие насекомые принимали Джима за передвижную столовую: все без исключения открытые участки его тела (и некоторые закрытые) были сплошь покрыты зудящими красными рубцами. Обычно большую часть ночи Джим сидел с выключенным светом, чтобы не привлекать внимание мошкары. Если кто-то из боссов заваливался сюда ночью (крайне редкое явление, особенно после того, как боссы и сами свели знакомство с мошкарой), у Джима было отличное оправдание: с выключенным светом лучше видно, что происходит снаружи. Можно подумать, снаружи что-то происходило, за исключением периодически доносившихся до него криков спятивших лосей или оленей, снующих по окрестным лесам.

В Долджевилле и окрестностях все привыкли к тишине: затерявшийся в глуши городок располагался на приличном расстоянии от всех мало-мальски крупных населенных пунктов. Надежно укрывшись в предгорьях у южных отрогов Адирондаков, он стоял посреди гранитных холмов, окаймленных хвойными и лиственными лесами. Даже когда добыча угля была на пике, люди приезжали сюда в основном по делам. Местное общество состояло из выкапывающих уголь, членов их семей, тех, кто обслуживал или чинил оборудование для добычи, и, наконец, тех, кто уголь потом увозил. Все и всегда выглядели неряшливо: мелкая угольная пыль застревала под ногтями и въедалась в поры и углубления в подушечках пальцев. В те дни весь мир выглядел одинаково серо и грязно, разве что осенью яркие желто-красные огни деревьев ненадолго вспыхивали посреди вездесущей угольной пыли, а потом листья опадали, и оставались только голые ветки на фоне ясного голубого неба.