– Ой! – вырвалось у неё.

– Что там? – раздался позади неё голос Воробьёва.

Он протиснулся мимо неё и увидел Андрея. Как и всегда, лицо его было абсолютно бесстрастным.

– А, командир… – разочарованно сказал он и, схватив Таню за руку, повёл обратно.

Андрей проводил их взглядом, потом посмотрел на странный хлам на диване, похожий на Толю Черенко и скорчил озадаченную гримасу.

«Интересно живём», – подумалось ему. – «А полковник просил быть в тонусе. Да, пора это прекращать».

Шаги Воробьёва и Тани быстро стихли. Где-то скрипнула дверь, но Андрей не понял где именно. Впрочем, его это не особо то и волновало. Он принялся искать что-нибудь, во что можно было набрать воды и забрать с собой в спальню, чтобы хватило им с Аней обоим. Самой вместительной тарой на столе оказалась трехлитровая банка, в которой Бодяга привёз самогон. Вероятно, где-то здесь валялась и вторая, но зачем её искать, если уже есть эта? Андрей взялся за банку и с удивлением отметил, что она не пуста. Поднеся её к свету, он увидел, что в банке плескалось ещё примерно граммов семьсот.

«Невероятно. Как они могли не допить?!», – изумлённо подумал он.

Такой промах нельзя было прощать, поэтому Андрей потопал на улицу, чтобы вылить остатки самогона. Можно было бы, конечно, облить им спящего Черенко и вложить банку ему в руки, пусть бы утром все решили, что это он сам допил, и обложили его матюгами, но подлость не была отличительной чертой Андрея. К тому же, банка ему самому была гораздо нужнее, чем Толе. Выйдя на улицу, Романов быстро исполнил задуманное и, заходя обратно, услышал где-то неподалёку сдавленные стоны. Покачав головой, он вернулся в дом.

А что в это время делала Аня? Спала? Конечно, нет. Она проснулась, когда почувствовала, что Андрей пытается неуклюже переложить её руку и выбраться из кровати. Можно было бы окликнуть его, и поначалу она хотела это сделать, но быстро передумала. Пусть идёт. Ей сейчас не повредит побыть одной. Есть над чем подумать.

Ей вспомнился Марк. Тот случай, когда она чуть было не отдалась ему, но в последний момент передумала. Тогда она была уверена, что поступает так из-за чувств к Андрею, но сейчас, когда она, наконец, оказалась с ним рядом, когда провела с ним эти определённо незабываемые сутки, Аня засомневалась, что всё так однозначно. Да, Андрей дорог ей, она чувствует к нему сильную тягу и симпатию, но в то же время что-то было не так. Почему у неё не проходит ощущение, будто она возвращает ему долг? Вернее, уже вернула. За что она расплачивается? За его помощь в трудную минуту или за своё предательство? И в какой форме? Тем, что просто рядом или тем, что спит с ним?

В отличие от Андрея, не умеющего нормально разбираться в собственных эмоциях и всегда ищущего быстрые решения, Аня не желала действовать столь опрометчиво. Но чтобы получить ответы на свои собственные вопросы, ей нужно было задать целый ряд вопросов самому Андрею и, исходя из его ответов, найти свои.

Пока что она могла с уверенностью сказать только одно – она влюблена в этого простого парня, иначе ни за что не согласилась бы и дальше испытывать на себе все те ужасные условия, риск и неопределённость, которые он переживает изо дня в день. Говорят, с милым рай и в шалаше, но надолго ли её хватит в таких-то условиях? И опять же, в отличие от Андрея, толком не понимающего даже что такое любовь, Аня знала разницу между влюблённостью и любовью и точно не заблуждалась в своих чувствах.

Открылась дверь. Аня быстро села в кровати и искренне, радостно улыбнулась. В голове мелькнула мысль, что это может быть не он. Она ухватилась за край простыни, но затем передумала: конечно, это он. Вряд ли кто-то ещё посмел бы притащиться сюда. Несмотря на плохое отношение со стороны отряда к ней самой и критику решения Андрея взять её с собой, в остальном они подчинялись ему беспрекословно и явно очень уважали. Нет, никто, кроме него, сюда не придёт.

Из-за двери совершенно бесшумно выплыл Андрей со слегка мечтательным взглядом и большой банкой в руках, полной какой-то жидкости. Кажется, в ней раньше был самогон, но учитывая невероятную тягу к нему отдельных личностей в отряде, Аня была уверена, что так много алкоголя остаться просто не могло. Значит, вода.

– Ну, и где ты ходишь? – игриво сказала она и протянула к Андрею тонкую руку. – Мне холодно без тебя так что иди сюда скорее.

Андрей вздрогнул от неожиданности и замер, смотря на обнажённую девушку, призывно манящую его пальцами. Пару секунд он любовался ею, а затем, тепло улыбнувшись, поставил банку на пол и направился к Ане.

– Обожаю тебя… – прошептал он, обнимая её и увлекая за собой на подушку.

3

Покрытая вымоинами, но сухая полевая дорога не мешала водителям выжимать из микроавтобусов максимум, поднимая в воздух огромные клубы пыли. Внутри каждой машины царило полное спокойствие. Почти никто уже не нервничал, не сомневался и вообще не выражал никаких эмоций. Волновалась только Аня. Да ещё Толя Черенко был хмур и зол, как оса: после двух дней пьянства у него уже второй день болела голова.

– Катя, дай ты ему уже какую-нибудь таблетку, – попросил Игорь.

– Не хочет.

– В смысле? Почему?

Несмотря на присутствие самого Толи, они разговаривали так, будто его там не было.

– Говорит – злее будет, – с чуть заметной улыбкой ответила Катя, скосив глаза на Черенко.

Игорь тоже улыбнулся, а Толя сделал вид, что не слышал их разговора.

В доме, где все на короткий период ощутили себя обычными людьми из прошлого, выбравшимися на отдых, «анархисты» пробыли пять дней. Это было отличное время. Наверное, впервые за последние годы каждый из них смог почувствовать себя совершенно беззаботно, как когда-то давным-давно. Но всё хорошее когда-нибудь кончается, и этот случай не стал исключением.

В разных карманах разгрузки у Андрея лежали два приказа, выданные лично Грониным. Один – для «анархистов» – чётко объяснял, что они должны делать, а для второго приказа Андрей был обычным курьером. Поначалу, когда Гронин дал по рации лишь общие указания типа «быть наготове», «анархисты» восприняли это спокойно. И когда курьер привёз из «Убежища» два запечатанных конверта – тоже. Но когда в назначенное время Андрей вскрыл «их» конверт – спокойствие окончилось.

Как ни странно, взволновало всех не то, что взвод ощущал серьёзную нехватку личного состава для выполнения полноценной боевой операции, а факт, что им придётся принимать участие, по сути, в карательных мероприятиях: Гронин принял решение жёстко подавить оппозицию и схватить всех заговорщиков до того, как они выступят против него открыто или организуют очередное, на этот раз успешное, покушение. Это означало, что по ту сторону баррикад может оказаться кто-то из знакомых или даже близких людей.

С трудом верилось, что в такое время в принципе возможно подобное. Особенно при учёте войны с сектой. Но письмо, лежащее во внутреннем кармане куртки Андрея, подписанное Грониным и с его личной печатью, свидетельствовало о том, что происходящее – не учения и уж точно не сон. Волнение среди членов отряда продолжалось почти до самого выезда: высказывалось недовольство, сомнения и неодобрение сложившейся ситуации, даже устроили допрос Тане, но девушка ничего не знала и вряд ли она лгала. Всё хорошенько обсудив, «анархисты» вместе пришли к выводу, что раз уж они доверяют Гронину и никогда раньше в нём не сомневались, то не станут сомневаться в нём и его решениях и сейчас.