Бухарские шпионы все это видели и сообщали, что воевать будет не трудно: «Русские вымирают, их осталось очень и очень мало, отчего ярым-падшо решил бежать в Петербург». Ярым-падшо, в переводе «полуцарь», полупадишах — это прозвище Кауфмана. Настолько важной персоной его считали, хотя и пытались с ним не считаться. К весне 1868 года эмир Бухары собрал приличную группировку. 12 батальонов пехоты, 150 орудий полевой артиллерии, примерно 30 сотен кавалерии. Правда, вооружена армия была вразнобой. У солдат были как кремневые ружья, так и тульские охотничьи двустволки и даже фитильные мушкеты. Боевой подготовкой войск занимались русские дезертиры. Когда войско эмира двинулось к условной, пока не признанной границе, в Ташкенте объявили тревогу.

Первое столкновение с бухарской армией случилось возле Джзака в ночь на 15 апреля. А в конце того же месяца Кауфман с отрядом в 3,5 тысячи человек, 5 сотен казаков при 16 орудиях выдвинулся к Самарканду. Пока отряд шел, к генерал-губернатору стали прибывать переговорщики то от самаркандского бека, то от командующего бухарской армией. Все они убеждали Кауфмана войну не начинать, потому что эмир готов подписать договор. Надо только день-другой переждать, и ответ будет. Понятное дело — бухарцы тянули время. Но Кауфман, все понимая, каждый раз соглашался подождать, считая, что цивилизованные люди и войну ведут цивилизованно. На письма от беков он отвечал так:

«К. П. Кауфман — бухарским бекам.

Лагерь близь Яны-Кургана. 29 апреля 1868 г.

Почтенные беки.

Письмо Ваше я получил. Я остаюсь при прежнем моем желании заключить прочный мир с Бухарою, но пока не получу полного удовлетворения на все мои справедливые требования, буду идти вперед. Чем ближе мы будем друг к другу, тем скорее окончатся переговоры о мире. Поторопитесь выслать утвержденные условия. Если бы вместе с тем приехал ко мне один из Вас, почтенные сановники, для окончательных переговоров со мною, то это ускорило бы развязку дела. Желаю вам добра и спокойствия.

Туркестанский генерал-губернатор и командующий войсками Туркестанского военного округа, генерал-адъютант

К. фон Кауфман»[221].

В итоге, когда русский отряд дошел до реки Зеравшан, а мирного договора так никто и не привез, Кауфман отдал приказ атаковать. Это произошло 1 мая. Солдаты переходили реку по грудь в воде, казаки встали двумя цепями поперек реки и держались за руки, образовав живую цепь. Она ловила тех, кого течение сбивало с ног. Переправа проходила под обстрелом противника — по русским палили 40 орудий с господствующих высот.

Выходя на противоположный берег, русские солдаты ложились на спину и болтали поднятыми ногами. Так они выливали воду из сапог. Бухарцы, наблюдавшие за этим, догадались, что им открылся секрет русского военного мастерства, что именно в этом залог русских побед. И при следующих стычках с русскими войсками бухарцы пытались повторить этот магический обряд, чтобы победить русских. Хотя успеха им это так и не принесло. Это выглядит как анекдот, но об этом рассказывали все участники туркестанских походов. Так что общее состояние военного дела в Азии вполне можно представить.

Вытряхнув воду из сапог, русские пошли в атаку. Бухарские войска бежали, казаки догоняли их и рубили бежавших. Ахмад Дониш описал этот бой возле Зеравшана так:

«Сражавшиеся нашли необходимым бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их. Эмир, загрязнив штаны, тоже убежал. Никто не хотел воевать».

Уже 2 мая Кауфман принимал делегацию от духовенства и политической элиты Самарканда. Ему поднесли дары и просили принять город под власть русского императора. Русский художник Василий Верещагин был участником того похода и приехал в Самарканд 2 мая, на следующий день после сдачи города, по приглашению Кауфмана. В книге воспоминаний он подробно рассказывал, как русские генералы осматривали древнюю столицу великого Тамерлана.

«Все мы, “завоеватели” Самарканда, следом за главным начальником отряда генералом Кауфманом, расположились во дворце эмира.

Комнаты генерала Кауфмана и наш дворик сообщались с знаменитым тронным залом Тамерлана, двором, обнесенным высокою прохладною галлереей, в глубине которой стоял и самый трон Кок-таш — большой кусок белаго мрамора, с прекрасным рельефным орнаментом. Сюда, на этот двор, стекались государи и послы всей Азии и части Европы для поклона, заверений в покорности и принесения даров; на этом камне-троне возседая, принимал своих многочисленных вассалов Тимур-Лянг (в буквальном переводе — Хромое железо). Я часто хаживал по этой галлерее с генералом Кауфманом, толкуя о местах, нами теперь занимаемых, о путешественниках, их посетивших, о книгах об них написанных и т. п.»[222].

Генерал-губернатор Кауфман направил эмиру договор о мире с новыми условиями, а именно с требованием признания всех территориальных приобретений России, сделанных за счет Бухарского ханства, включая Самарканд и Самаркандское бекство. Эмиру предлагалось оплатить все военные издержки. Отвечать он по традиции не стал, а посланных к нему парламентеров казнил. Оба казненных были рабами-персами, которых русские солдаты освободили из невольничьей ямы.

Вообще, то, что русский генерал предлагает мир, в Бухаре восприняли как слабость и трусость. Как и тот факт, что русские не перебили все бежавшие в панике войска эмира. 13 мая Кауфман собрал офицеров на совет, хотя и так было ясно — если эмира не добить, то мир подписан не будет. Войска выступили в сторону Бухары, и через четыре дня отряд под командованием генерала Головачева занял крупный кишлак Катта-Курган. 29 мая генерал узнал, что бухарские подразделения находятся в 10 километрах от него, у городка Зерабулак. Начались нападения на русский лагерь. Головачев попросил подмогу, и Кауфман отправился ему на помощь с отрядом всего-то в 792 человека, при 170 казаках. Утром 30 мая отряд вышел из Самарканда, за 25 часов прошел почти 70 километров и оказался в Катта-Кургане.

«Нападают врасплох». В. Верещагин, 1868

В Самарканде остались 95 саперов, 4 роты пехоты общей численностью 520 человек, 25 казаков и 8 орудий. Кауфман поверил, что самаркандская элита уже вполне лояльна, раз она сама просила его о русском покровительстве. Хотя местная еврейская община и персы, вечно угнетаемые узбеками, и сообщали о том, что в городе зреет мятеж. За ним стояли сын бухарского эмира, местные беки, имамы. Фанатичные мусульманские проповедники говорили, что каждый должен стать на путь борьбы с неверными. Заранее в глинобитных заборах были прорублены бойницы, заготовлено оружие. Едва Кауфман покинул город, около его стен стали собираться разрозненные отряды. Некоторые историки оценивают общую численность бойцов, шедших отбивать Самарканд, в 65 тысяч человек. Но более реальной кажется другая цифра — 20 тысяч.