Грешная дочь Евы: Будь уверена, твой грех разоблачит тебя.

Меган столкнулась с Флетчером в церкви. Он был менее чем в восторге от нее. Если Флетчер знал, где Меган жила…

Она бы никогда не подумала дважды, прежде чем принять его.

Холт заметил белую «Люмину», криво припаркованную к бордюру перед ее домом. Дверь со стороны водителя была приоткрыта. Мысль о том, что ее вытащили из машины, заставила его помчаться рысью по тротуару к большому викторианскому дому. Митч поднялся по лестнице на третий этаж, перепрыгивая через две ступеньки. Из квартиры не доносилось ни звука, и ни лучика света не просачивалось в щель под дверью.

— Меган? — крикнул он, колотя кулаком по тяжелой старинной двери. — Меган, это Митч! Впусти меня!

Тишина…

Если ее машина здесь, а ее нет дома, тогда где же она, черт побери?

— Меган? — Он постучал еще раз, подергал ручку. Дверь была заперта. — У, дерьмо, — пробормотал он, отступая назад. — Ты чертовски стар для этого, Холт.

Он глубоко вздохнул и ударил дверь плечом. Господи! Только бы она не закрыла дверь на засов. Дверь поддалась на третий удар и широко распахнулась.

— Меган? — позвал Митч, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте квартиры.

Шторы были задернуты. Солнце, что ярко светило утром, днем спряталось за густую пелену серых облаков и освещало комнату слабее, чем сумеречный свет. В комнате было холодно, как если бы обогреватель давно не включали. У Митча тревожно заколотилось сердце. Он вытащил из куртки свой «смит-и-вессон» и направил его в потолок. Медленно, на цыпочках, он продвигался сквозь лабиринт ящиков, стараясь не шуметь, готовый в любую минуту отпрыгнуть в сторону.

Неожиданно ему под ногу подвернулся брошенный ботинок.

— Меган?

Меган подумала, что это галлюцинация. Стук, голос… Они постепенно проявлялись в сознании и снова выпадали из реальности. Она не была уверена, что не боль стучит в ее голове. Боль перестала быть просто физическом чувством: она превратилась в звук и свет, в какой-то объект, не похожий ни на что, не поддающийся описанию.

— Меган?

Но он никогда не называл ее по имени. Она была уверена в этом. Звук разрывал ее мозг, она всхлипнула и попыталась зажать уши руками.

— Меган? О, Боже!

Митч обошел стопку коробок и опустился на колени на пол рядом с Меган. Его руки дрожали, когда он потянулся к ней.

— Дорогая, что случилось? Кто тебя обидел? Это Флетчер?

Меган попыталась отвернуться от него. Но Митч схватил ее за плечо и перевернул на спину. Он включил бра над диваном, и Меган вскрикнула.

— Что, что с тобой? — Митч наклонился над ней и придержал ее руки, когда она пыталась прикрыть ими глаза. — Где тебе больно, дорогая?

— Мигрень, — прошептала Меган, плотно зажмурив глаза. — Выключи этот чертов свет и уходи.

Погас свет, позволяя ей снова дышать. Ее охватила смертельная слабость. Дрожа, Меган с трудом повернулась на бок и притянула колени к груди.

Митч никогда не видел никого в такой агонии, если только тот не истекал кровью от пулевого отверстия или ножевого ранения. Он и представить себе не мог головную боль настолько серьезную, чтобы сбить кого-то с ног.

— Отвезти тебя в больницу?

— Нет.

— Что я могу сделать, дорогая? — пробормотал он, наклоняясь ближе.

— Прекратить называть меня дорогой и уйти. — Ее гордость не позволяла, чтобы он видел ее такой — слабой, уязвимой.

— Ага! Черта с два я уйду, — буркнул Митч.

Он подхватил ее на руки и поднялся. Меган прижалась к его груди, ухватившись рукой за куртку, изо всех сил сдерживая тошноту, пока он вынес ее из гостиной и направился вдоль по коридору.

Он опустил ее на кровать. Дрожь продолжала колотить ее, пока она сидела там, согнувшись в три погибели. Митч снял с нее куртку и кардиган, отстегнул кобуру, стащил водолазку и, на секунду замешкавшись, лифчик. Затем надел на нее просторную фланелевую рубашку, которая лежала на кровати. Когда она прилегла, Митч принялся снимать с нее брюки и застегнутую на правой лодыжке специальную кобуру с запасным пистолетом.

— Где лекарство, что ты обычно принимаешь? — спросил он.

— В аптечке, — прошептала Меган, пытаясь зарыться в подушку. — Имитрекс. И не кричи, пожалуйста.

Митч вышел из спальни и вскоре вернулся со шприцем-картриджем. Когда Меган начала объяснять ему, как сделать укол, он вновь принялся убеждать, что было бы лучше отвезти ее в больницу.

— Меган, я не смогу его тебе сделать, я полицейский, а не врач.

— Ты слабак. Заткнись и делай!

— А что, если я только наврежу?

— Это подкожный; ты не сможешь ничем навредить, — сказала она, сглотнув вязкую слюну. — Я бы сделала сама, но у меня руки дрожат.

Нахмурившись, он со злостью прижал картридж к ее обнаженной руке, нажал спусковую кнопку и сосчитал до десяти. Меган наблюдала за ним из-под полуопущенных век. Он выбросил использованный картридж в мусорную корзину и посмотрел на нее сверху вниз.

— Ты так добр ко мне снова, — пробормотала она.

— Да, но не привыкай к этому. — Холт сказал это без сарказма и легким движением, в котором чувствовалась вся его нежность, смахнул прядки волос с ее лица.

— Не волнуйся, мне ли не знать, — прошептала Меган.

Митч не понял, имела ли она в виду работу или их отношения, хотя и не был уверен, можно ли назвать отношениями то, что было между ними. Однако сейчас не время обсуждать это.

— Ты до смерти напугала меня, — тихо сказал он. — Мне показалось, что наш псих повторил свой трюк снова.

— Кто? — переспросила Меган, мысли в ее голове завертелись и закувыркались.

— Флетчер совсем обалдел и проломил отцу Тому голову подсвечником. И ты, вероятно, можешь представить, что при этом чувствовал святой отец.

— Легко, — прошептала Меган. — Его поймали?

— Пока нет, но поймаем. — Митч решил оставить остальную часть истории Флетчера на потом. Она была не в том состоянии, чтобы выслушивать такое о деле, особенно теперь, когда ее от него отстранили. — Не волнуйся об этом, О’Мэлли. А то заработаешь себе головную боль, — мрачно пошутил он.

Меган показалось, что она улыбнулась, но она не была в этом уверена. Ее мозг продолжил искрить, как при коротком замыкании, вызывая адскую боль и вспышки огня в глазах.

— Тебе необходимо отдохнуть, — приказал ей Митч. — Я могу еще чем-нибудь тебе помочь?

Странно, что ее охватило смущение, подумала она. То, о чем она хотела попросить его, не было интимным, ни в коей мере. Просто об одной услуге. Но она чувствовала себя такой уязвимой…