И так далее. И все в том же духе.

Франко горько усмехнулся. О том, чтобы поддерживать доброе имя семьи, производя высококачественное вино, его отец наверняка не задумывался! Нет, у старого графа были свои методы. И хотя порой они были очень неприятными, Франко вынужден был признать, что они были по-своему действенными. Лигурия по природным условиям – не лучший винодельческий регион, в отличие от Ломбардии или местности в округе Венеции, однако в Италии не существовало семьи, которая бы больше экспортировала вина в Америку. А все дело в том, что граф скупал любое вино, если его устраивала цена, и не слишком следил за качеством.

«Вино выходит хорошим, только когда всесильный Господь посылает достаточно солнца и дождей!» – повторил Франко слова своей бабки Грациеллы. Он улыбнулся, вспомнив хрупкую элегантную женщину. С детства она брала его с собой на виноградники. Маленьким мальчиком он шел, держась за ее руку. Но в последние годы, когда ноги стали подводить бабушку, чаще было наоборот. Франко поддерживал ее под правую руку, а в левой у нее была трость, ручка которой была вырезана в виде виноградной грозди и посеребрена по желанию старушки.

Не отец привил ему любовь к виноделию, а бабка Грациелла!

«Достаточно солнца и дождя, и если Господь особенно благоволит тебе, то наградит тебя женщиной, любовь которой заставит расти лозу лучше, чем любые современные методы культивации! Любовь женщины заставляет цвести даже самые крохотные ростки. И нет ничего сильнее, мальчик мой».

Любовь женщины…

Сердце Франко сжалось. Если ее потерять, чахнут ростки жизни во всем.

Внезапно он в мыслях вновь унесся далеко от этой квартиры и этого времени.

Это случилось много лет назад. Франко тогда было всего двадцать с небольшим, он только что закончил изучать экономические науки в Риме, когда она перебежала ему дорогу, в прямом смысле этого слова. Он как раз вышел из корпуса администрации университета, уладил там последние формальности, как вдруг столкнулся с Сереной Валь-Доббио. Она стала одной из первых женщин, которым разрешили обучаться в престижной академии. Серена шла подавать документы. Проведя несколько минут рядом с ней, Франко осознал: Серена – именно та женщина, с которой он хочет провести остаток жизни. Казалось, и он ей понравился. Они стали встречаться, насколько позволяли ее семинары. Франко рассказывал ей о своих планах, о том, что после окончания учебы хочет выращивать новые сорта виноградной лозы. О своих попытках скрещивания растений. Девушка выслушала его и призналась, что она ничего не смыслит в виноделии, но дома ей приходилось огородничать. И что в деревне говорили: помидоры у Серены особенно хороши, потому что она всегда во время работы напевает песенки. Сердце Франко дрогнуло. В его голове уже зрели фантазии, красивые и многообещающие… Он ходит среди виноградников, взяв Серену за руку. «Любовь женщины заставляет зацвести даже самые крохотные ростки».

А потом настало время возвращаться в Геную. Они прощались, давая друг другу жаркие клятвы верности. Парень пообещал Серене вновь увидеться на зимних каникулах.

Письма из Генуи в Рим летали навстречу друг другу. Они нумеровали каждое послание, опасаясь, что итальянская почта может потерять какое-нибудь письмо. Днем Франко был жестким коммерсантом, которого хотел видеть в нем отец. Парню пришлось отложить мечты о новых сортах лозы из-за забастовок портовых рабочих, которые нужно было переждать, а вечерами в своей комнате в родительском палаццо он писал Серене стихи. Франко писал о любви, о жгучей, всепоглощающей страсти. И о своих планах вместе с ней превратить палаццо Лукка в лучшее винодельческое хозяйство всех времен.

Но отец, граф, не приветствовал то, что сын грезил о какой-то незнакомке. О женщине не его уровня. О дочери булочника из Палермо. И он предпринял соответствующие шаги.

А Франко был молод и легко поддавался влиянию…

Как ни старался Франко, он не мог вспомнить лицо Серены. Оно стерлось, и воспоминания о ней больше не вызывали боли.

Но с тех пор не нашлось другой женщины, которая смогла бы завоевать его сердце. Любовных приключений хватало, но они утоляли лишь физический голод.

Франко чувствовал некую горечь. Что стало с парнем, который пытался запечатлеть в словах лунный свет Генуи? А эта зубрежка ботанических книг, чтобы узнать, как скрещивать два сорта белого винограда (Чинкве-Терре и Колли ди Луни), которые веками выращивала его семья, с другими лозами, чтобы получить больший урожай, бóльшую глубину вкуса?

Проживал ли он свою жизнь?

Или же он был всего лишь правой рукой отца и жил чужой жизнью?

В последующие дни у Марии сложилось впечатление, что ее подхватил ураган: она больше не понимала, где верх, где низ. Рут вместе с сестрой постоянно были в разъездах, перерывы между их мероприятиями случались редко.

– Ты ведь приехала сюда не для того, чтобы сидеть в четырех стенах. Насколько я тебя знаю, ты хочешь увезти обратно в Лаушу целый вагон впечатлений, чтобы все они повлияли на твою работу в стеклодувной мастерской. В следующем году мы надеемся увидеть «нью-йоркскую коллекцию»!

Мария уже почти забыла, как лежит в руке газовая горелка, и удрученно кивнула.

– Будем надеяться, что ты права, – подавленно ответила она.

Но пока ничто не натолкнуло ее на новые идеи.

С племянницей они виделись изредка. Один раз та сходила с ними за покупками, но Рут отказывалась брать девушку с собой, пока она не спрячет короткую стрижку под шляпой. Ванда не хотела «портить» новую прическу, поэтому из совместной прогулки ничего не вышло. Мария не знала, радоваться или печалиться по этому поводу.

Несколько дней спустя они отправились гулять по городу и делать покупки втроем – Рут, казалось, смирилась с тем, что Ванда появлялась на людях без шляпы. Но хрупкое перемирие рухнуло, как только зашел спор, в какой магазин заходить, а в какой нет. То, что Рут считала шикарным, Ванде казалось старомодным. Во время покупок перебранки продолжались, не было такого платья, которое мать и дочь одобрили бы в один голос. Мария не вступала в их споры – о ее предпочтениях в моде просто не спрашивали! Когда она предложила пройти в отдел мужской одежды, чтобы выбрать себе новые брюки – она ведь не могла вечно носить старые отцовские штаны, – то сестра и племянница в ужасе взглянули на нее.

Ванда вела себя очень сдержанно по отношению к Марии и заносчиво по отношению к матери. Зато с незнакомыми людьми была приветлива и любезна. Продавцы-женщины горели желанием обслужить девушку и выносили десятки платьев, обувных коробок и других вещей на ее строгий суд. Марии казалось, что Ванда желает показать ей и Рут: смотрите, я могу быть такой же приветливой и с вами, если только захочу. У Марии сложилось впечатление, что за упрямством Ванды кроется нечто большее, нежели подростковая жажда мятежа и протеста. Но Рут отказывалась брать с собой дочь в их походы, поэтому у Марии пока не было возможности поговорить с Вандой наедине и выяснить, почему девушке кажется, что все и всегда нужно воспринимать в штыки.