Элла с улыбкой посмотрела на Криса и протянула ему свою сумку.

— Конечно, я отнесу сумки вниз, — сказал тот и повернулся к Лукасу. — Взять вашу?

Похоже, это предложение позабавило Лукаса.

— Спасибо. Моя спальня здесь, рядом.

Элла прошлась по помещению, которое показалось ей на удивление опрятным. На боковом столике девушка заметила несколько нераспечатанных конвертов. Значит, пока никого не было дома, сюда кто-то приходил… Элла наклонилась, чтобы посмотреть, что написано на конвертах.

Все они были адресованы С. Лукасу.

— Лукас — ваша фамилия? — спросила она, чувствуя себя довольно неловко.

— Да.

— А что означает «С»?

— Стивен.

— Удивительно. Я почему-то считала, что Лукас — это имя, а не фамилия, — сказала Элла. Потом добавила нерешительно: — Могу я звать вас Стивеном?

— Я всегда был Лукасом. Один человек много лет назад настоял на том, чтобы называть меня Люк. Но Стивен? Никогда.

— А ваши родители? Уж они-то точно называли вас Стивеном?

— Только Лукас.

«Что ж, — подумала девушка, — значит, так».

— У вас много книг, — пробормотала она, пытаясь найти выход из ситуации.

Тут весьма вовремя раздался голос Криса:

— Ты только взгляни на спальню!

Лукас усмехнулся:

— Это моя страсть — не подарочные издания и все такое, а просто книги.

— Классный дом! — продолжал восторгаться Крис.

— Мне тоже нравится. — Лукас огляделся по сторонам с таким видом, будто видел все в первый раз. — В общем, располагайтесь. Я приготовлю что-нибудь поесть. Завтра нужно сделать несколько звонков, узнать, осела ли пыль, а послезавтра я отвезу вас в Цюрих. — Лукас кивнул, словно отвечая на собственные мысли, и направился в сторону кухонной плиты.

Элла снова взглянула на нераспечатанную почту, гадая, когда же Лукас соберется ее просмотреть. А почему он не прослушал автоответчик? Создавалось впечатление, что Лукас живет будто призрак, отказавшись от каждодневных потребностей — за их ненадобностью.

Крис вышел на балкон, и Элла последовала за ним, любуясь панорамой: леса соединялись в сплошную массу теней, клочки пастбищ тонули в дымке. В ясный день, наверное, вдалеке должны быть видны горы, но сегодня вечером небо упало на землю и накрыло ее целиком.

Некоторое время они стояли молча. Потом Крис сказал:

— Извини, если от меня последние дни не было пользы. Просто одно потрясение за другим… и все равно я не должен был думать только о себе…

Элла посмотрела на него, а Крис улыбнулся и прокашлялся.

— Просто хочу извиниться за то, что я такой баран.

Она покачала головой и прильнула к нему, прижимаясь еще теснее после того, как он тоже обнял ее. Ей казалось, будто это единственное, что нужно, единственная защита, которая необходима, — вот так стоять с переплетенными руками, чувствуя дыхание Криса и нежное поглаживание его рук.

Она прислушивалась к звукам капель, падающих с крыш и деревьев, к далекому лаю собаки, к тихим, уютным звукам готовящегося ужина… И здесь ее мыслям пришлось спуститься на землю, потому что еду готовил Лукас, а ощущение передышки на самом деле было мнимым.

За ужином Лукас продолжал молча читать книгу. Элла и Крис сидели за столом друг против друга, ожидая конца трапезы, чтобы поблагодарить хозяина.

В ответ на их слова Лукас лишь кивнул и отказался от предложения помочь с мытьем посуды.

— Кто-нибудь играет в шахматы или нарды?

— Я играю в шахматы, — отозвался Крис. — И мы оба играем в нарды.

Лукас опять кивнул, подошел к шкафу, достал оттуда большую доску из толстой кожи для игры в нарды и раскрыл ее на кофейном столике между двумя диванами.

— Если хотите выпить — угощайтесь, — сказал он, потом взял книгу и направился к креслу в противоположном конце комнаты, закрыв по дороге окна, выходящие на балкон.

Они играли в нарды при почти полном отсутствии интереса со стороны Лукаса. У Эллы не получалось сосредоточиться: игра оказалась не лучшим средством от мучительных мыслей. Время от времени раздавались отдаленные раскаты грома, которые иногда заставляли молодых людей переводить взгляд в темноту за окнами.

Непогода все еще бушевала, когда Элла проснулась с яростно колотящимся сердцем. Ее разбудили толчки неистовых вспышек памяти.

Всматриваясь в бархатную тьму спальни, она услышала дыхание Криса, лежащего рядом, и вспомнила, где находится. Укрывшись под темным одеялом ночи, Элла попробовала представить себе родные лица. Но как только она начала думать о Бене, глаза ее тут же наполнились слезами. Почему брата ей жаль больше, чем родителей? Она любила их всех одинаково, но именно его потеря ощущается так сильно. Ведь Бен практически совсем не пожил. У него даже никогда не было девушки.

Элла вскочила с постели, страстно желая выбраться из паутины мыслей. Нашла дорогу в ванную, ополоснула лицо. Над головой прокатился раскат грома, деревянный остов дома завибрировал ему в такт.

Она улыбнулась, заметив на внутренней стороне двери два аккуратно повешенных белых халата. Как в хорошей гостинице… Девушка пожалела, что не учится на психолога. Интересно было бы узнать, почему человек, который не привык к посетителям, уделяет столько внимания комнате для гостей.

Надев один из халатов, она прислушалась к тихому, ритмичному дыханию Криса, после чего вышла из спальни и направилась в гостиную. Там горела небольшая лампа; когда Элла поднялась по лестнице, то увидела Лукаса, стоящего у балконной двери.

Подойдя к нему, девушка спросила:

— Я вам не помешаю?

— Нет.

Почему-то она ожидала услышать от него какой-нибудь типичный вежливый вопрос — например, отчего ей не спится. Элла по-прежнему не могла привыкнуть к тому, что в речи Лукаса нет ничего лишнего.

На секунду их обоих осветила вспышка молнии — будто стробоскоп в ночном клубе. Потом прозвучал гром подобно долгому грохоту от самолета, преодолевающего звуковой барьер.

Когда шум утих, Лукас сказал:

— Как раз во время грозы Мэри Шелли начала писать своего «Франкенштейна». На Женевском озере. Таким же вечером Полидори начал работу над одним из первых вариантов «Вампира».

— Да, я знаю. Это была идея Байрона.

— О! — произнес Лукас и посмотрел на Эллу с нескрываемым интересом. — А вот я не читал «Вампира». И «Дракулу» никогда особенно не любил. Мне нравится «Франкенштейн».

— Правда? Лично мне эта книга показалась тяжеловатой.

Он не ответил. Потом внезапно, будто вспомнив о своих обязанностях хозяина, предложил:

— Не хочешь ли молока или еще чего-нибудь?