И ведь помочь никак нельзя. Он в состоянии сохранить Элле Хатто жизнь, он убьет ради нее кого угодно, однако не в силах предложить ни утешения, ни сострадания, потому что их у него нет. Близость ее горя отозвалась ознобом на коже: Лукас неожиданно осознал, кто он такой на самом деле. Человек с пистолетом, и больше ничего.

Впрочем, ему и не хочется быть кем-то еще.

В первые смутные мгновения после пробуждения Элла растерялась. Вроде бы на ней длинная юбка, но она не может ее узнать. Элла лежит, свернувшись калачиком: если ей удастся повернуться и хорошенько рассмотреть одежду, все должно встать на свои места.

Но Крис обнимает ее, а поезд мягко покачивается на ходу, и двигаться совсем не хочется. Вдруг боковым зрением она замечает, что в купе есть кто-то посторонний, и тут приходит понимание.

Лукас!

Элла вскочила с места, испуганная, охваченная ужасом. Лукас поднял глаза от книги. Девушка чуть было не сказала, что видела самый ужасный сон в своей жизни, когда реальность со всей беспощадностью обрушилась на нее.

Семья погибла. Об этом рассказал Лукас. Такие же люди, как и те, кто пытался застрелить ее, пришли в ее дом и убили родителей, убили Бена. Глаза наполнились слезами, горло свело судорогой, но девушке все же удалось справиться с собой.

— Как ты себя чувствуешь?

Она молча посмотрела на Лукаса; впрочем, тот уже снова углубился в чтение. А Элла недоуменно пыталась понять, чего боится Лукас — ее чувств, своих собственных ощущений? Или он вообще ничего не чувствует?

За последние двадцать четыре часа случались моменты, когда девушка думала, что в нем должно быть что-то еще — глубокое, тайное и сокровенное. Тот утренний разговор с Крисом, который она подслушала из ванной, — сплошное участие. Создавалось впечатление, что они для него многое значат.

Впрочем, какая разница? Сейчас вообще ничего не имеет значения — по сравнению с тем, что Элла осталась одна, лишилась семьи.

Девушка никак не могла найти способ как-то осмыслить, зафиксировать в сознании этот факт. Как это — нет родителей? Все казалось настолько нереальным, что Элле пришла в голову мысль: а не мог ли Лукас ошибиться? Наверное, он лжет. Правильно сказал Крис: им ведь толком неизвестно, кто он вообще такой и правда ли, что именно отец его нанял.

— Элла! Как ты себя чувствуешь?

Вот лицо Криса, его голос… и она понимает: все — правда. Элла выплакалась до изнеможения, до боли в челюстях, но до сих пор чувствует, что ей не хватает пространства, времени, фактов, всего того, что необходимо, чтобы примириться со случившимся.

— Не знаю, — ответила девушка после нескольких мгновений томительной тишины. Ее собственный голос звучал странно — как будто из-под воды или из какого-то кошмарного сна…

— Хочешь что-нибудь? Кока-колы? Воды?

— Воды, пожалуйста.

Крис подал бутылку. Та была неприятно теплой, но девушка сделала пару глотков, а потом еще несколько — когда поняла, насколько у нее пересохло в горле.

Сначала Элле показалось, что уже темнеет, однако, посмотрев в окно, она увидела, что небо затянуто пеленой, а снаружи какие-то горы и идет дождь.

— Мы в Швейцарии?..

Лукас отвлекся от книги, молча выглянул в окно.

— Ты проспала несколько часов, — сказал Крис.

— Если хочешь освежиться, давай сейчас, — посоветовал Лукас. — Мы скоро приедем, а потом еще добираться около получаса на машине.

— На машине? Куда?..

Элле некуда ехать, некуда возвращаться, и эта истина должна бы снова терзать ее, однако боль уже притупилась, сглаженная эмоциональной усталостью, что заполнила каждую клетку, каждый уголок разума.

— Денек-другой побудете у меня. Потом отвезу вас в Цюрих и передам в консульство.

По выражению лица Криса было понятно, что они обсуждали эту тему, пока она спала. Элла почему-то встревожилась.

— Что со мной сделают в консульстве? Я имею в виду, куда меня отправят?

Пару секунд Лукас озадаченно смотрел на нее, потом сказал:

— Ты взрослая. Можешь ехать куда хочешь.

После этих слов девушка почувствовала, что недостойно считать себя беспомощной, когда он видит в ней взрослого человека, способного отвечать за себя. Видимо, Лукас что-то понял, потому что добавил:

— Полагаю, тебе предложат поехать к дяде или к другим родственникам.

Но у нее нет других родственников… Неожиданно Элла подумала, что дядя Саймон — партнер Марка Хатто по бизнесу, и он может точно так же стать мишенью для убийц, как и отец.

— А если они убили и моего дядю?

Лукас ненадолго задумался.

— Не исключено, хотя именно у твоего отца были связи… — Он умолк.

— Были связи?.. — Крис изогнул бровь. — Что, твой отец кто-то вроде гангстера?

Элла посмотрела на Криса, пытаясь понять по выражению его лица, о чем он думает. Лукас сделал довольно прозрачный намек, однако ее отец мог быть кем угодно, только не гангстером. Присутствие отца в доме всегда благотворно влияло на его атмосферу.

Девушка вопросительно взглянула на Лукаса, но тот посмотрел на Криса, как бы спрашивая, стоит ли обсуждать семейные дела в его присутствии. Смешно — учитывая и то, как много успел узнать Крис, и то, что о тайной стороне отцовского бизнеса до сих пор она и сама понятия не имела.

— У меня нет секретов от Криса.

Лукас пожал плечами.

— Марк Хатто — не гангстер. Он был знаком кое с кем из них, но сам к организованной преступности никогда отношения не имел. В конце шестидесятых занимался наркотиками, сделал много денег, вложил в недвижимость, потом — в торговлю оружием. Наркотики привели его в финансы: офшорные банки и все такое прочее. Марк отмывал деньги, которые другие люди делали на героине. И продолжал вкладывать средства в недвижимость, легальные финансовые институты, высокие технологии… да тебе лучше знать. Он был неплохим парнем.

Элла с недоверием смотрела на Лукаса. Только последние четыре слова подходили к ее отцу. Девушка никак не могла понять, почему Лукас произнес их, как ему могло показаться, что это подходящая эпитафия для сообщника бандитов.

Впрочем, неважно. Все это неправда. Как в ее семье могли скрываться такие гнусные тайны, а она ни о чем даже не догадывалась? Мама наверняка обо всем знала, однако в доме не чувствовалось ни волнения, ни беспокойства, полиция не тревожила их…

Или Лукас ошибается, или вся ее жизнь оказалась ложью, родители — чужими, воспоминания — фальшивыми. Только Бен останется настоящим, потому что брата, как и ее, держали в неведении. Но теперь он мертв.

— Вы ошибаетесь. Если папа и рассказал вам все это, то он, наверное, хотел произвести на вас впечатление.