— Но, надеюсь, вы не думаете, что подстроил это Курбанский?

— Да, было бы забавно, — ответил Китаев. — Сам себя, как говорится. Конечно, я так не думаю. Но ведь и не Максим. А кто? Непонятно. Пока все против нас.

— Мы начали говорить о начальстве, — вернулся Лев к интересующей его теме. — Я, собственно, к чему про Курбанского упомянул. Мне интересно знать, неужели такой человек после того, как его сместили с должности, лишили привилегий и власти, смог вот так вот спокойно смириться с тем, что на его месте — кто‑то другой? После назначения нового командира как складывались отношения в части? Бывший и новый начальники ладили друг с другом?

— Вот это вы спросили! Да откуда же я могу знать? Нам про такие тонкости не докладывают.

— Но ведь вы же знали, что он ворует. Даже знали, каким именно способом. А про это вам тоже, наверное, специально не докладывали.

— Ну это уж вы преувеличиваете, — лукаво улыбнулся Китаев. — Единственное, что я знал, — так это то, что он через научный отдел как‑то эти деньги крутит. Но об этом все знали. А про начальника… Да он и проработал здесь всего ничего, толком и приглядеться к нему не успели. Так нормальный вроде мужик. Солидный, рассудительный. Даром что молодой.

— Он раньше работал в части?

— Нет. Прислали откуда‑то. Чуть ли не из Москвы даже… — Китаев немного подумал, потом уверенно произнес: — Да, точно! Точно — из Москвы. Вспомнил, ребята мне говорили.

— А с Курбанским они как? Сработались?

— Наверное, сработались. По крайней мере, насчет скандалов между ними слышно не было.

— А вообще есть какие‑то версии о его самоубийстве? С чего вдруг он заторопился на тот свет, если вокруг все так хорошо складывалось?

— Ох… Какие вы все вопросы задаете, — тяжко вздохнул Китаев. — Откуда же я могу это знать? Да и какое мне дело, как оно там, у начальства. Мне бы со своим разобраться.

— Но вы ведь не хотите сказать, что после того, как в части произошло самоубийство, да не чье‑нибудь, а недавно назначенного командира, все так и продолжали спокойно существовать, делая вид, что ничего не произошло. Неужели не было никаких догадок, обсуждений? Сплетен, наконец? Неужели никто не пытался объяснить происходящее, хотя бы для самого себя?

— Сплетни ходили, конечно, это уж как всегда. Только зачем внимание обращать на болтовню всякую? Сплетня — она сплетня и есть. Я не слушал. Единственное что… Вадик мне говорил. Он в тот день заходил зачем‑то в кабинет к Иванникову. Зашел — а на нем прямо лица нет. Бледный, как смерть, в пространство смотрит. Стал ему говорить, а он будто и не слышит. Сидит, как каменный, ни на что не реагирует. А потом, где‑то через час, секретарша выстрел услышала, истерику подняла. Зашли в кабинет, а он там на ковре возле стола своего и лежит. И кровь из раны. Из виска то есть. Он в висок себе выстрелил.

Гуров слушал этот рассказ, затаив дыхание и стараясь не проронить ни слова.

— Кто это — Вадик? — спросил он, когда Китаев замолчал.

— Вадик? Ну как же. Его все знают. Вадим Ушаков. Он у нас нечто вроде связующего звена. Посредник между технической частью и административной. И у нас за своего, да и с начальством как‑то умудряется дружить. Парень неплохой. И поговорить с ним можно, и в чужие уши не перенесет чего не надо.

— Значит, этот Вадик заходил к Иванникову в кабинет буквально за час до самоубийства?

— Да. А что тут такого? К нему, наверное, и не только он заходил в тот день. Это ведь начальство. Кто‑нибудь все время заходит. Вопрос решить или еще что.

— То есть вы и от кого‑то еще слышали, что в тот день Иванников был не в себе?

— Я — нет. Я только от Вадика.

— Понятно. Послушайте, Юрий Петрович, а вы не сможете мне устроить с ним встречу? В неформальной, так сказать, обстановке. Сами понимаете, под присмотром бдительного начальства он вряд ли будет откровенничать.

— Это точно, — согласился Китаев. — С Вадиком вам точно нужно где‑нибудь подальше от посторонних глаз встретиться. Он к этим сферам‑то близко, ему засвечиваться не резон.

— Вот именно, — озабоченно проговорил Гуров. — Хорошо еще, если вдали от посторонних глаз поговорить согласится, а то ведь может и вообще отказаться. Посодействуйте, Юрий Петрович. Ведь оно и в ваших интересах тоже. Если удастся разобраться во всех этих хитросплетениях, вполне возможно, что и на судьбу Максима это повлияет с положительной стороны.

— А Максим здесь при чем? — удивился Китаев. — Его же совсем по другому поводу обвиняют.

— Как знать, — уклончиво ответил Гуров. — Иногда разгадка отыскивается в самом неожиданном месте, из такого закоулка приходит, что и не подумал бы никогда. Чтобы получить ответы на вопросы, я должен во всем разобраться. Так что вы скажете по поводу встречи подальше от посторонних глаз?

— Хм. А знаете что? Он ведь сегодня с вечерним рейсом приедет. Мы‑то по сменам работаем, а он к полетам не привязан, у него повременка. Вы к семи вечера сюда же на остановку подойдите, тут и встретите его. Высокий такой, худой как жердь. Сразу узнаете. Патлы во все стороны торчат, и в очках. Он там один в очках. Сутками из‑за компьютера не вылезает. Какое тут зрение будет? Вот и поговорите с ним. На лавочке вон или еще где. Вот вам и будет неформальная обстановка.

За разговором собеседники не заметили, как дошли до небольшой площадки, находившейся на окраине летного городка. Жилая застройка осталась далеко позади. О том, что они все еще находятся на территории «летки», напоминали теперь лишь разросшиеся деревья, плавно переходящие в лесопосадку.

Эта лесопосадка тянулась вдоль грунтовой дороги, уводившей в бескрайнюю степь и терявшейся за горизонтом. Глядя на нее, полковник подумал, что, по всей видимости, на авиабазу можно попасть и иными путями, чем тот, по которому вчера вез его Сеня.

Пропустив Китаева вперед, он сбавил шаг и вскоре остановился в сторонке, наблюдая за происходящим и стараясь не привлекать к себе внимания.

Остановка, о которой говорил его провожатый, представляла собой окруженный растительностью тупичок. Сейчас там стояла пассажирская «Газель», рядом с которой оживленно переговаривалась небольшая группа мужчин в такой же форменной одежде, как у Китаева.

Его шумно приветствовали, и он почти сразу исчез из поля зрения Гурова, скрывшись внутри микроавтобуса.

Но сейчас Китаев его уже не интересовал. Гораздо больше внимания привлекала группа, отделившаяся от других и продолжавшая неспешно беседовать, в то время как остальные занимали места в салоне.

Несомненно, это была смена, вернувшаяся с ночного дежурства и собиравшаяся отправиться по домам. Именно с этими людьми и планировал пообщаться Лев, прося Китаева проводить его на остановку.

Совет Китаева «не опрашивать всех скопом» он хорошо помнил. Да и без советов опытный полковник знал, что на откровенности человек гораздо легче пускается, если общаться с ним один на один. Поэтому и не стал подходить к оживленно переговаривавшейся толпе, а подождал, пока она начнет постепенно рассасываться.