Человек молча покачал головой. Я не смогла убедить его. Наверное, я не то говорю. Нужны какие-то другие доводы.

— Смерть сильна, — раздался у меня в голове его голос.

— Я сильнее ее, — снова яростно зашептала я, — потому что я люблю его.

В моей памяти вдруг всплыли строчки, знакомые не просто с детства, а откуда-то еще раньше, может быть, из какой-то генетической памяти, и я произнесла их вслух, как заклинание.

— И потому что сильна, как смерть любовь.

И тогда произошло еще одно чудо. Белый человек молча наклонил голову, как бы давая свое согласие. Я вскочила с места, я готова была броситься ему на шею, но его уже не было, а через секунду я снова открыла глаза.

В комнате было светло. Я не слышала радио, но не сомневалась, что время снова вернулось назад. Ведь белый человек дал согласие, я сама видела, как он кивнул. Почему-то все остальные ужасы этой ночи, не казались мне страшными, я даже почти и не вспоминала о них. Я слышала, как в кухне звенели посудой родители. Нужно было вставать, чтобы успеть увидеть Лену, до того, как она уйдет в свой техникум.

Я быстро встала и вышла из своей комнаты. Родители сидели в кухне и завтракали, совершенно не подозревая, что они проживают этот день в третий раз. У меня вдруг мелькнуло ужасное подозрение, что время не вернулось.

— Какой сегодня день? — быстро спросила я, забыв даже поздороваться.

Мама с недоумением посмотрела на меня.

— Пятница сегодня, конечно. Ты что, еще не проснулась?

Не обманул, он не обманул меня, мой белый человек, мой великодушный покровитель. Он позволил мне вернуть моего любимого. Но теперь я буду все делать по-другому. Прошлый раз я старалась все повторять, а теперь я, наоборот, буду все делать по-другому, чтобы ничего не повторилось. Прежде всего, нужно позвонить Ольге, чтобы она заменила меня. Это я сделала без особых трудностей. Правда я не стала говорить ей, что отравилась, а намекнула, что дело связано с любовью. Ольга старая дева. Ей двадцать семь лет, она до сих пор не замужем и помешана на любви и мужчинах. Если ей сказать, что речь идет о женихе, она отнесется к этому не только с пониманием, но и с энтузиазмом. Конечно, я и не собиралась говорить ей правду, а придумала, что ко мне приехал мой бывший однокурсник, с которым у нас была любовь. В общем, она тут же согласилась взять моих детей в обмен на подробный рассказ о моих любовных делах. Теперь можно было бежать к Лене. Собираясь к ней, я не удержалась и тщательно накрасилась, и надела свои самые фирменные вещи. Возможно, мне придется унижаться перед ней, просить ее, но пусть хотя бы видит разницу между собою и мной. Даже странно представить, что я сама своими руками приведу к моему Лене другую девушку. Кстати, к Лене, который даже не знает меня. Но так нужно, пока, чтобы он пережил эту проклятую пятницу. Еще хорошо, что я слышала, как Лена говорила свой адрес. Теперь еще нужно найти эту улицу, но в нашем небольшом городе, это не представляет трудности. К тому же я приблизительно знаю, где это. Это в старом районе города, и дома там все ужасные, ветхие, без центрального отопления, без удобств. Лена и жила как раз в таком доме. Он стоял в глубине двора, маленький одноэтажный домишко, с подслеповатыми окнами, с ветхой фанерной дверью.

Дверь мне открыла некрасивая угрюмая женщина лет тридцати, немного похожая на Лену. Это ее сестра, Тома, которая работает поварихой в столовой, вспомнила я то, что Лена вчера рассказывала милиционеру. Она снимает квартиру вместе с сестрой. На мой вопрос, можно ли увидеть Лену, Тома окинула меня недружелюбным взглядом и поинтересовалась, чего я приперлась в такую рань.

— Потому что мне нужно видеть Лену сейчас, — вежливо, но твердо ответила ей я, подчеркнув последнее слово. Пожав плечами, она посторонилась, пропустив меня в дом.

Через маленькую пристроенную кухню я прошла в небольшую убогую комнату. Мебель, что там стояла, очевидно, не меняли с пятидесятых годов, или просто подобрали на свалке. Посредине стоял круглый стол, покрытый уродливой плюшевой скатертью, у одной стенки старенький буфет с разнокалиберной посудой, у другой продавленный диван. По сравнению с нашей огромной «сталинской квартирой», обставленной чешской мебелью, что по тем временам считалось в нашем городе верхом роскоши, эта квартира выглядела как самый настоящий сарай.

— Ленка, вставай, к тебе пришли, — крикнула Тома по направлению к закрытой двери, как видно, ведущей в спальню. — Только долго не разговаривай, в техникум опоздаешь, — сердито прибавила она и ушла в кухню.

— Кто там? — сонно отозвалась разбуженная Лена. — Пусть проходит сюда.

Я зашла в еще более крохотную спальню. Надо отдать должное, несмотря на тесноту и убогость, в комнатах было довольно чисто. Кровать, на которой сидела зевающая Лена, было застелена чистыми простынями, и ее дешевенькая ситцевая ночная рубашка тоже выглядела свежей.

Вот на этой кровати он с ней спал, и сейчас я опять толкаю его туда же, кольнула меня ревнивая мысль. Но я постаралась спрятать ее поглубже и придать своему лицу как можно более дружелюбное выражение.

При виде меня Лена так удивилась, что даже забыла закончить зевать и так и осталась с открытым ртом рассматривать мой супермодный западногерманский джинсовый сарафан, американский батник со всевозможными лейблами и торгсиновские итальянские босоножки. Тот, кто жил в те времена, когда в магазинах были только уродливые советские вещи, и даже чешская и польская одежда и обувь считались импортом и дефицитом, поймет, о чем я сейчас говорю. Каждая вещь из тех, что были на мне надеты, была куплена на одесском «толчке», самом дорогом в стране, и стоила две-три полные зарплаты обыкновенного человека. Так как я жила с обеспеченными родителями, не бравшими у меня ни копейки, а часто еще и подкидывавшими мне деньги, то могла себе позволить подобную роскошь. Для бедной Лены, это все, конечно, было недоступно.

Ну, вот, знай свое место, по-свински обрадовалась я про себя, немного воспрянув духом.

Все утро я заранее переживала свое унижение. Ведь я пришла просить ее сделать милость и снизойти до Лениной любви, то есть, к тому, что я считала для себя величайшим счастьем.

— Лена, мне нужно с тобой поговорить, — начала я.

— Ну, садись, — кивнула она на кровать, — А о чем?

— О Лене. Понимаешь, он очень сильно переживает ваш разрыв, и мы все боимся, что он может что-нибудь с собой сделать.

— А ты кто ему? — спросила она, подозрительно глядя на меня.

По дороге сюда я решила переменить легенду и не называться его двоюродной сестрой. За два года она, наверное, уже узнала всех его родственников, и было бы странно, если бы у него ни с того ни с сего появилась новая двоюродная сестра.

— Я дочка подруги его мамы. Они дружат давно, и в детстве мы с Леней были как брат и сестра.

— А чего ж я тебя там никогда не видела? — все еще недоверчиво спросила она.

— Я училась в университете в Харькове, только теперь приехала, — терпеливо объяснила я. — Сейчас наши мамы не так часто общаются, но недавно Ленина мама заходила к нам и была такая расстроенная, даже плакала. Ты извини, что я лезу в ваши дела, но я тоже за него переживаю. Я так поняла, что у тебя есть новый жених?