История эта случилась со мной давно, в годы моей молодости. Пожалуй, лет двадцать я молчал о ней, так как знал, что никто мне не поверит, а только будут смеяться, или того хуже, начнут вертеть пальцем у виска. Уж так было воспитано мое поколение в духе воинствующего атеизма и диалектического материализма. Никто из нас тогда не думал ни о Боге, ни о душе, никто не ждал ни рая, ни ада после смерти, так как с самого раннего детства нам внушали, что жизнь человеку дается только один раз, и если уж умер, то умер навсегда, и ничего дальше нет. По телевизору не показывали триллеров с ожившими утопленниками, зомби и привидениями, никому не приходило в голову брать интервью у вампиров. Стивен Кинг еще не написал свои книги, и самое крутое, что мы могли прочитать, были рассказы классика американской литературы Эдгара По. Конечно, устное народное творчество не дремало и как могло, заполняло образовавшуюся нишу. Из уст в уста передавались жуткие страшилки, начиная с самой детской о «гробе на колесиках», и кончая сомнительными «случаями из жизни», которые всегда случались не с самим рассказчиком, а с бабушкой его соседки, или с соседкой его бабушки.

Потом неожиданно кончилась эпоха развитого социализма и вместе с капитализмом к нам пришла запоздалая, а потому и не столько страстная, сколько судорожная, вера в Бога, а раз так, то, естественно, и в дьявола. В книжных магазинах стали продаваться полные издания Мастера и Маргариты, а вместе с ними и всяческая мистическая дребедень. Ученые измерили и взвесили нашу бессмертную душу в момент ее вылета из тела умирающего человека, а привидения были легализованы, сняты на видео и записаны на магнитофон. Во всех газетах стали давать полезные советы, как лучше увидеть мертвого родственника на мерцающем экране, включенного после окончания передач, телевизора, и что делать, когда этот же мертвый родственник позвонит вам по телефону. В любом сайте Интернета появилось множество рассказов очевидцев об их встречах с мертвецами, а по первому каналу телевидения после программы «Время» чернобородый астролог начал бесплатно раздавать предсказания будущего, причем настолько пространные, что толку от них все равно не могло быть никакого, а проверить было попросту невозможно.

Другие времена, другие нравы, поэтому я осмелел и, как-то, возжаждав популярности среди молодого поколения, впервые рассказал о своем самом страшном приключении, и, надо сказать, мой рассказ имел бешенный успех. С тех пор я много раз повторял его с тем же неизменным успехом и всегда недоговаривая о том, что же было в самом конце. То, что я сейчас пишу, является единственным полным изложением этого моего рассказа, и я не собираюсь при жизни давать никому его читать. Если же вы сейчас читаете его, это значит, что я уже умер, и мне совершенно все равно, что вы обо мне подумаете. Итак, вернемся к нашим мертвецам. В те годы я был студентом Харьковского университета и учился на факультете романо-германской филологии, а говоря попроще, на факультете английского языка и литературы, отделение переводчиков-референтов. Сам я был не харьковский, а приехал из небольшого города на той же Украине. Харьков я выбрал потому, что здесь было отделение переводчиков, что встречалось не в каждом ВУЗе, и еще потому, что все мамины родственники жили в этом городе. Конечно, они встретили меня криками, что простому парню вроде меня нечего и пытаться поступить на такой престижный факультет. Таких там даже и на порог не пускают. Но я был упрям и в свою очередь объявил, что если там должны просто для приличия принять хотя бы одного простого парня без блата, то этим парнем буду я.

Во время вступительных экзаменов я жил у маминой двоюродной сестры в старом четырехэтажном доме в центре города. Все квартиры в нем были коммунальные. В теткиной квартире, например, проживали еще шесть семей. Все там было: и длинный запутанный коридор с многочисленными дверьми, и старая грязная ванная комната со страшной облупленной ванной, и ободранный туалет с видавшим видом унитазом, и с развешенными на стенах индивидуальными деревянными сиденьями, по одному на каждую квартиру. В общем, кто хочет больше подробностей, может обратиться к Ильфу и Петрову и прочитать их описание «Вороньей Слободки». Можете быть уверены, все сойдется один к одному.

Когда я жил у тетки во время экзаменов, она особо не волновалась, так как твердо знала, что я все равно не поступлю. Но когда, паче чаяния, я был все-таки принят, она заволновалась, так как в ее планы не входило делиться площадью с двоюродным племянником, и начала срочно искать мне жилье, на случай, если я не получу общежития. Общежития я действительно не получил, так как на первом курсе его давали только совсем уже малообеспеченным студентам, и тетка заволновалась еще сильнее. И, как оказалось, напрасно, потому что квартира нашлась в этом же доме только на первом этаже. Конечно, квартира тоже была коммунальной, но там проживали, слава богу, только три семьи. Об этой квартире я должен рассказать подробнее, так как именно расположение комнат и сыграло важную роль в том, что произошло там через несколько лет.

Итак, представьте себе старинный дом с огромной парадной дверью. Зайдя в нее, оказываешься в длинном и широком холле, не чета теперешним лестничным площадкам. По этому холлу нужно было пройти довольно большое расстояние, чтобы дойти до начала широкой лестницы, ведущей на верхние этажи. Эта лестница была не посредине, а как бы смещена влево, а если пойти прямо, то упрешься в большую дверь. Так вот эта дверь открывалась непосредственно в снимаемую мной комнату. В старые добрые времена эта комната служила, по-видимому, прихожей, так как была мала, но в скудное советское время стала считаться полноправной комнатой.

Из моей комнаты можно было пройти в другую, гораздо большую комнату, в которой жили мои хозяева. Из их комнаты уже можно было выйти в длинный узкий коридор, куда с левой стороны выходили двери еще двух соседских квартир. С правой стороны тянулась глухая стена. Если идти по этому коридору, то метров через шесть он разветвлялся и одна его часть поворачивала влево. Там находился туалет и еще одно квадратное помещение непонятного назначения с краном и раковиной. Уже из него можно было пройти в общую на всех соседей кухню, и там квартира заканчивалась.

Второй отросток коридора был короткий и заканчивался дверью, ведущей во двор. Для нас это был черный ход, так как в нашей квартире, если вы помните, был еще и выход в парадное. Для соседей же это был единственный вход, что почему-то внушало им огромный комплекс неполноценности и заставляло завидовать моим хозяевам.

Теперь подробнее о жильцах этой «нехорошей» квартиры. Сначала о тех, у которых я снимал свою комнату. Это была довольно странная пара. Хозяин, бывший дирижер театра оперетты, в моем тогдашнем понятии, был очень старым человеком, в момент моего поселения ему было шестьдесят четыре года и он был пенсионером. Несколько лет назад он перенес инсульт, и левая рука у него плохо двигалась. Также он хромал на левую ногу и ходил, опираясь на тросточку. Еще после инсульта он стал заикаться, но, в общем-то, был довольно бодрым стариком.

Его жена была моложе его на двадцать лет. В молодости она танцевала в кордебалете того же самого театра оперетты, где и подцепила его после смерти его первой жены. Теперь ей было около сорока пяти лет и, хотя в театре ее уже проводили на пенсию, она продолжала танцевать теперь уже на эстраде. Она была худая, жилистая, с пышными волосами и узким некрасивым лицом, на котором выделялся очень длинный нос. Она считала себя молодой, ходила исключительно в коротких обтягивающих платьицах, в общем, была из тех, о которых говорят «сзади пионерка, впереди пенсионерка». Она разъезжала по гастролям с молодым партнером, который, понятно, был ее любовником, но с которым они манерно обращались к друг другу исключительно на вы. Еще у моих хозяев была дочка лет двадцати пяти, но она с мужем жила отдельно от родителей. У них была двухкомнатная квартира, где-то в районе новостроек. Я ее прекрасно знал, так как она часто заходила к родителям, особенно, когда приезжала моя хозяйка. Марина была очень симпатичной и милой молодой женщиной, и, слава богу, совсем не походила на свою мамочку. В свое время у нее хватило ума не связываться ни с балетом, ни с каким-либо другим видом искусства, а окончить педагогический институт и работать в школе учителем математики. Она мне нравилась, просто как человек, и у нас были прекрасные приятельские отношения. Бывая у родителей, она всегда заходила ко мне в комнату поболтать, с большим юмором рассказывала всякие смешные истории из своей студенческой жизни, давала полезные советы, так как была очень практичной и благоразумной женщиной. К своей матери она относилась любовно-насмешливо, и, говоря о ней только снисходительно махала рукой, мол, пусть ее еще погуляет, пока может. Маринин муж, Борис, инженер по образованию, очень серьезный и солидный молодой человек, тещу не любил, относился к ней с брезгливостью и презирал за богемный образ жизни.