Рома заглянул в больницу разок, помог мне с переездом в другую палату. Иногда звонил. Не так чтобы часто. Но у него жена, поэтому я не обижался. И это его: до-о-о, оно не изменилось. Дима с Аней приходили в гости. Дима иногда звонил, интересовался. Но, во‑первых, к тому времени он уже уволился с предприятия, а во‑вторых, мы не так уж долго были с ним знакомы по сравнению с остальными. Он пришел на предприятие позже других. На какое-то время я оказался в человеческом вакууме. Поначалу, конечно, злился, потом — перестал. Яна была рядом. Дети в больницу не приходили, но это я им не велел: в отделении опухолей головы и шеи можно увидеть очень неприятные картины. Мужчина без носа. Старушка без куска верхней челюсти. Тонкая и худая как смерть девушка с выпученными глазами. Не стоит им на это смотреть. Мы общались по скайпу. У меня в больнице был планшет, а домой мы купили недорогую веб-камеру. Майя любила показывать мне в эту камеру свои рисунки. Это были чудовищно прекрасные каракули четырехлетнего ребенка. Влад стеснялся и бормотал, отводя глаза: выздоравливай, пап. Мама рассказывала, как правильно питаться. Овощи обязательно. Побольше овощей. И конечно, все они рассказывали о случаях выздоровления безнадежно больных; мама встречала множество подобных случаев по телевизору.

Интересно, что чаще всех из моего отдела мне звонил парень, с которым (когда я был здоров) мы общались меньше всего, Виталик. Мы были коллегами, но не более того. Здоровались, перешучивались; не находилось общих тем. Впрочем, как-то он признался мне, что хотел быть писателем; помню, меня это удивило. Он обещал дать мне почитать свои рассказы, но так и не дал. Когда я заболел, Виталик звонил мне по крайней мере пару раз в неделю. Звонил и Яне: интересовался моим самочувствием. Собирал на предприятии деньги на мое лечение. Он плохо меня знал; может, поэтому ему было легче помогать.

Когда мы уже собрались выйти из катакомб, мы вдруг поняли, что заблудились. Не сказать, чтоб совсем безвыходно: просто после очередной фотосессии в живописной части штолен никто из нас не смог вспомнить, в какую сторону надо повернуть, чтоб вернуться к выходу. В одном из фонариков почти сели батарейки, а Крупковский, как оказалось, взял запасные неподходящего размера. Я подумал: что, если мы останемся без света? Сумеем ли мы отсюда выбраться?

Все наши разговоры сразу прекратились. Никто не шутил, не смеялся. Мы пошли наугад. Казалось, тьма сгущается. Я вдруг вспомнил черного человека, которого боялся в детстве: Фантомаса из подвала. Жуткая безобразная тень. Мне показалось, что я слышу сзади чьи-то шаги. Конечно, это ерунда: скорее всего, это было эхо наших собственных шагов. Но я пошел быстрее. Все остальные тоже ускорились. Не знаю, я не спрашивал у них потом: может, они тоже слышали чьи-то шаги? Какая-то тварь преследовала нас. Конечно, это ерунда, говорил я себе. Здесь никого нет. Я взял Влада за руку; он не протестовал. Штольня все не кончалась. Поворот за поворотом — и темнота впереди. Помню, никто не произносил ни слова. Может, все испугались, что не сумеем выбраться. Может, что-то слышали. Может, думали, что слышат. Это был безотчетный, панический страх.

— Кажется, тянет теплым воздухом, — сказал Рома.

— Точно, — подтвердил Крупковский.

Мы зашагали еще быстрее. Наконец за очередным поворотом показался свет. Выход был закрыт решеткой, а за решеткой зеленел кустарник. Между прутьями решетки хватало места, чтоб пролезть. Тяжело дыша, мы все выбрались наружу. Снова зазвучали шутки. Крупковский попросил воды: умыться. Перед тем как уйти из штолен, он, как единственный в подходящей одежде, в одиночестве исследовал заваленный камнями узкий боковой тоннель и сильно испачкался. Помню, как ждали его возле входа в этот тоннель. Он долго не возвращался, карабкался невидимый по камням: мы слышали звук. Потом и этот звук пропал. Крупковского все не было. Рома покачал головой: а вдруг он застрял? Но вот вдалеке замелькал свет фонарика, и раздалась жизнерадостная ругань: все облегченно вздохнули. Крупковский полз обратно. Мы помогли ему выбраться. Ну что там? — спросил Дима. Крупковский махнул рукой: там еще дофига, коридоры, коридоры; но я побоялся заблудиться. Молодец, сказал Рома, герой! Да ну вас, сказал Крупковский. Давайте фоткаться, предложил Дима. Мы сфотографировались. А потом был этот бег к выходу: как будто кто-то за нами гнался. Впрочем, при свете дня вспоминать наши страхи было смешно.

Крупковскому дали воды. Я оглянулся на темный провал за решеткой. Показалось, кто-то стоит там и смотрит на меня. Кто-то огромный как колесо обозрения. Тьма шевелилась. Конечно, это была ерунда: такое огромное существо попросту не поместилось бы в узком тоннеле. Это если забыть об очевидном факте, что никаких подземных тварей не существует на самом деле; всего лишь городская легенда. Я моргнул: никого. Темнота и сырость. Место, куда ходит молодежь, чтоб писать краской на стенах и пить крепкое пиво в бункере при неживом свете электрических фонарей, а потом выкладывать фотографии своих похождений вконтакте или в живом журнале.

Потом, когда мы уже возвращались в Ростов, я подумал, что это хороший образ: тварь размером с колесо обозрения. Надо его использовать в новой книге.

И все-таки нельзя сказать, что сразу после постановки диагноза мы находились в полном вакууме.

От падения в пропасть нас с Яной спасал интернет.

Яна связалась с Эриком Брегисом, моим другом и издателем, в тот же день, когда узнала, что я болен раком. Решено было организовать сбор. У Яны была карточка Сбербанка, мы восстановили номер ее вебмани-кошелька, а кошелек яндекс-денег у меня был давно. Для иностранцев — paypal. Авторизованного кошелька paypal у меня на тот момент не нашлось, и Эрик предложил использовать свой. Яна написала пост в живом журнале.

Пошла волна перепостов.

Откликнулись многие. Я не ожидал, что столько человек отзовется. Помню, когда мы мотались в первый день по онкоинституту от кабинета к кабинету, Яна постоянно показывала мне телефон, куда приходили сообщения онлайновой службы Сбербанка. «Вам перечислили двести рублей. Вам перечислили тысячу рублей. Вам перечислили пять тысяч рублей». И подписи: «Выздоравливайте. Поправляйтесь. Володе на лечение». Это действительно помогало. Не давало опустить руки. Помню, нам позвонил кум Сережа из Сочи: давайте номер карты, перечислю деньги; как же так, Вовчик, ну ничего, справитесь. Люди звонили, писали, желали победы над болезнью. Перечисляли деньги даже те, с кем я был в ссоре или по крайней мере давно не общался. Например, вот случай: примерно за год до этого мы переписывались с писателем-фантастом Шимуном Врочеком. Он пригласил меня поучаствовать в проекте «Этногенез»: надо было написать фантастический текст определенного содержания по указке издателя. С «Этногенезом» это был уже второй раз; первый раз меня пригласил журналист Вадим Нестеров, тогда я отказался. Но проект развивался. Появилась идея привязывать каждый новый текст к конкретному городу. Видимо, авторов не хватало; снова вспомнили про меня и предложили написать книгу, действие которой происходит в Ростове. До этого я несколько раз отказывался писать в проекты и неуважительно отзывался об авторах, которые писать в проекты соглашались; думаю, многих это раздражало. Но в тот раз я почти сдался. Как раз начались проблемы с выплатами на предприятии. Были обрублены и многие другие денежные потоки (впрочем, «потоки» — это громко сказано). В общем, кризис. Так что я дал предварительное согласие; изобразил заинтересованность. Даже начал что-то такое писать на заданную тему. Но текст не пошел сразу. Меня от него тошнило. Просто выворачивало наизнанку, ей-богу. А еще деньги. Да, пожалуй, проблема была в деньгах. Я поговорил с Яной. Все-таки мне обещали определенную сумму. Для автора, о котором никто толком не знает, — приличную, а в нашей семье как раз наступил денежный кризис. Яна сказала: Вова, не переступай через себя. Мы справимся. Она в меня верила — этого было достаточно.