По мнению главы петэновского гражданского учреждения, Анри дю Мулина де Лабартэта, этот текст был подготовлен Фернаном де Бриноном, а Петэн лишь подписал его, не читая. Этого же мнения придерживается и историк Суту. Тем не менее, если это и было так, после выхода письма в газете Петэн не сделал ничего, чтобы дистанцироваться от него.

Эти фразы, по мнению Суту, отражают не отдельный эпизод, а очень четкую политику присоединения Франции к «новому порядку» и нацеленности на косвенное военное сотрудничество, которое предлагалось Берлину самым откровенным образом. Доказательством этого служит и то, что французское правительство готово было не только разрешить немцам проводить набор в ЛФД, но даже было готово само вести этот набор, организовывая и поддерживая легион. Однако можно вспомнить и то, что у немцев были проблемы с правительством Виши, которое, по их мнению, препятствовало набору в ЛФД.

Лабартэт говорил, что это письмо произвело эффект разорвавшейся бомбы: больше, чем какое-либо другое действие, одно это письмо означало официальное одобрение ЛФД правительством Виши. Тем не менее легион оставался формально «частной» инициативой.

Здесь вновь видна иногда проявлявшаяся двойственность политики Петэна: с одной стороне, всё «в русле» немецких желаний и указаний, с другой стороны, попытки «ослушания» и принятия самостоятельных решений.

Об этом письме упоминает и генерал-фельдмаршал Федор фон Бок, который был уже знаком с Лабонном. За два дня до этого, вечером 4 ноября, Лабонн со своим адъютантом отобедали с ним. Фон Бок в своих известных записках оставил об этом упоминание и в характеристике полковника был довольно лаконичен: «Полковник — пожилой человек, объездивший полмира. При всем том великим авантюристом или великим путешественником его не назовешь. Скорее это великий идеалист».

6 ноября фон Бок отмечал в дневнике: «Из всех рапортов и докладов, описывавших быт и нравы легионеров, я составил себе мнение, что, в отличие от кадровых частей, подразделениям Французского добровольческого легиона не хватает дисциплины, и в нем царит дух этакой разгульной военной вольницы. В этой связи я приказал 7-й дивизии, в которую должен влиться добровольческий полк, направить в его батальоны и роты германских офицеров и чинов младшего командного состава в качестве “советников”. Они должны помочь добровольцам стать полноценными бойцами, и не допускать нарушений дисциплины с их стороны, так как это может повредить нашей репутации, поскольку французы носят германскую униформу».

В Смоленске и его окрестностях французы пробыли недолго: им предстояло преодолеть почти 200 км до Вязьмы[7].

Грузовиков немцы не дали, скорее всего, по двум причинам: непроходимые дороги или же германской армии самой нужны были грузовики, и было не до легионеров. Так или иначе, командир части принял решение о выходе полка в назначенный район. Согласно французским данным, с полковником Лабонном во главе в промежутке от 6 до 11 ноября легионеры выступили в путь.

Сложно теперь точно сказать, когда точно произошло выдвижение, одна из дат могла быть несколько иной. Так, в суточном оперативном донесении от 9 ноября командующий тыловым районом ГА «Центр» сообщал: «С 0 час. 00 мин. 9.11 принято командование расширенным тыловым районом и 255 пд. дивизии — на марше в новые районы расположения. Утром выступила первая маршевая группа французского полка». Через 2 дня, 11 ноября, в суточном оперативном донесении значится: «Выступили последние подразделения французского пехотного полка». Скорее всего, выдвижение французов произошло 6 ноября (I батальон), а II батальон выдвинулся в период с 9 по 11 ноября.

Тяжелое вооружение, снаряжение и патроны перевозились с помощью телег, запряженных лошадьми; остальное вооружение пришлось нести на себе. Дорога представляла собой сплошное месиво: снег, грязь, лед. Температура воздуха тем временем продолжала падать. Продвижение затруднилось: французам было очень тяжело преодолевать долгие километры марша, со всем своим грузом, постепенно замерзая на пронизывающем ветру.

Немцы были недовольны сроками: ЛФД, еще не принеся пользы на фронте, принес проблемы. 7-я пехотная дивизия, входившая в состав VII армейского корпуса генерала артиллерии Вильгельма Фармбахера, отправила свободно говорящего по-французски офицера связи, майора Карла-Макса ду Мулин-Эккарта[8], первоклассного дипломата и работника МИДа в Берлине, в добровольческий полк. Германское командование приняло решение о включении легионеров в состав VII корпуса, и майор Мулин-Эккарт должен был помочь французам добраться до фронта.

Холод, усталость и затруднения в продвижении начали приносить первые потери, теперь уже в живой силе. Усугублялось это все и ненужной жестокостью Лабонна, о которой вспоминал Урдан: «С самого начала многочисленные происшествия препятствовали продвижению полка; инциденты, чаще связанные с недостаточной тренировкой личного состава и плохим состоянием лошадей. В тот период, двадцать семь истощенных человек, без какого-либо распоряжения или офицера, который бы позаботился о них, были оставлены на краю дороги по приказу полковника. Двадцать два из них смогли добраться до Смоленска на попутных машинах германской армии, которые возвращались из Вязьмы в Смоленск. Оттуда их, без оказания медицинской помоши. эвакуировали в Париж, где их демобилизовали и вернули по домам. Еще пятеро пропали без вести по пути, их тела нашли на дороге между Вязьмой и Смоленском; они умерли от усталости и голода. Подобные факты не имеют названия; это просто убийство».

Если все было действительно так, как об этом писал Урдан, то неудивительно, что внутри офицерского корпуса ЛФД зрел заговор. Говоря о первых потерях, можно вспомнить еще один случай. Так, погиб сержант (фельдфебель) Делере, ветеран Гражданской войны в Испании, из его тела извлекли 32 пули, попавшие из его собственного пулемета. Большинство историков пишут, что это была роковая случайность, а не самоубийство.

Неизвестно, сообщал ли Мулин-Эккарт командованию дивизии о повой деликатной проблеме, которая еще больше сократила количество преодолеваемых французами за день километров — дизентерия. Болезнь за первые несколько дней (вспышка зафиксирована 7 ноября) охватила до трети личного состава. Количество добровольцев, заболевших дизентерией, постоянно увеличивалось. Связист-легионер Ларфу писал об этом марше в своем дневнике: «Мое оружие врезается мне в плечи, моя сумка давит мне на спину, холод сковал мои перчатки, моя балаклава белая от мороза. Наш марш превратился в пытку из-за постоянных остановок, вызванных дизентерией, которую мы подхватили». К болезни добавились и вши.