Я увидела, что может быть трагедия в жизни больше, чем предательство близкого. И счастье, что удалось эту трагедию избежать, смыло ужас измены.

Или я еще в шоке от всего происходящего?

Но новые отношения?

Что там надо делать то и как себя вести, я не помню.

pov Сергей

Я проснулся от резкой боли в желудке. Как лезвий острых наглотался.

Что мне Ленка давала за лекарства в таком случае? Какая-то белая противная хрень. С отвратительным запахом. Давно так не болело. Интересно, сейчас такое продают? Чёрт. Надо будет зайти в аптеку и спросить.

Рядом сопела Наташка. Как странно смотрятся приклеенные ресницы, когда человек спит. В предрассветных сумерках словно жирные гусеницы залезли на глаза.

В груди противно ныло. Наверное, желудок отдаёт болью в грудину.

Попытался нашарить тапок у кровати и не нашёл. Пришлось наклониться. Меня сейчас стошнит. Что за срач? Наташка, что весь мусор сметает под кровать?

Залез в холодильник. Яблоки, йогурт, остатки пиццы, вчерашние суши. Жрать хочу. Борща бы.

Наташка говорит, что она не нанималась мне готовить. Утверждает, что обедать нужно в ресторанах. Где готовят профессионалы. И что мне теперь, ночью доставку борща себе заказывать, если еды нормальной хочется?

Или за колбасой спуститься в ближайший магазин?

Ленка меня по утрам овсянкой кормила. Для желудка типа полезно. Не знаю уж как полезно, но болей не было. Теперь можно не жрать эту обязательную кашу по утрам.

Где мои носки?

Наташа говорит, что в современном мире носки никто не стирает. Грязные просто выбрасывают. Ну и где эти новые? Я их вроде недавно покупал? Куда можно было засунуть носки?

Ничего невозможно найти! В отделении для белья в комоде что-то делают её косметика. Шкаф страшно открыть. Непонятно, где что. И что на тебя из него упадёт. Одежда вечно мятая.

Куда я дел джинсы?

Наташа говорит, что ей нужна помощница по хозяйству. Что всем должны заниматься профессионалы. Говорит, что ей, в её положении, не до хозяйства. Сессию бы не завалить.

Как у Ленки без помощниц всегда был порядок?

Зато в койке Наташка, конечно, профессионал. Здесь не отнять. За всю жизнь такое со мной впервые. И не подозревал раньше, что так можно было. Что такое может быть. Не встретил бы, так и прожил всю жизнь в миссионерской позе.

Хмыкнув, я накинул куртку и спустился в магазин. В шесть утра пришлось топать в круглосуточный, чуть подальше от дома.

Мы пока жили с Наташкой в её съёмной однушке. Тесно. Не развернуться. Всё завалено вещами. Надо и правда, подумать, где взять денег на квартиру для нас. Сделать подарок моей крошке. Порадовать. Носик болит у маленькой. Не может меня баловать теперь, пока не заживёт.

Вот что за дурь нашла на Ленку. Зачем так унижаться было. Совсем на неё не похоже.

Пока шёл обратно, подмёрз ещё ко всему. Вроде весна, а холодно. Ветер задувает. И что-то вспомнил, как Ленка сидела на кровати с девчонками по бокам. Маленькая, взъерошенная, с перевязанными руками, бледная. Что там произошло? Наташка говорит, что Ленка её избила, но выглядит всё наоборот.

Что-то Ира говорила про видео. Обещала скинуть мне на телефон.

Я сидел на кухне с откусанным бутербродом в руке и никак не мог поверить в то, что вижу. Всё смотрел и смотрел по кругу.

Как Ленка пролетает мимо мужика по лестнице вверх и ей перегораживает дорогу Наташа. Вижу её злую ухмылку. Вижу, как Ленка шагнула вперёд и Наташка падает с криком. Потом спину охранника. И как этот шкаф заламывает мою жену. Уже в комнате. Где какой-то хмырь лапает мою дочь.

И слышу раз за разом как на испорченной пластинке одну и ту же фразу. Отчётливо:

— Мне Натаха указала на девочку, на танцполе и грит видишь начинающую...

И так по кругу.

Уже, наверное, час.

Даже боли желудка больше не чую.

— Ты мне приготовил завтрак? — выползла из комнаты растрёпанная Наталья.

— Объясни-ка мне, милая, эти видео. — Протолкнул я слова через сухое горло.

— Какое? Монтаж! Это все фейки. Это завистники все смонтировали и выложили. Не верь им, любимый! — Запричитала она, усаживаясь мне на колени.

— Мам, я не пойму, почему папа верит Наташе? — Спросила Ира.

— Ты имеешь в виду ночь, когда он прилетел с обвинениями? — я коротко взглянула на неё отвечая.

— Да, конечно, — проговорила она, разбирая мои волосы после мытья.

Оля сидела с расчёской по другую сторону от меня, и тоже прислушивалась к разговору.

— Ну, смотри, Наташа вся в слезах поздно вернулась домой. Сергей её ждал, и она не отвечала на звонки. Например. И от долгой неизвестности он распсиховался, — начала я вздохнув.

— Да, наш папа если начинает психовать, то только переждать. Перебить не получится. — Вспомнила Оля.

— И вот она приходит. Несчастная. Избитая. Рыдает у него на груди. — Продолжила я, поднимая взгляд на Иру.

— И папа летит разбираться с обидчиками? — Спросила Ира.

— Конечно. Помнишь, как он бегал скандалить в школу, когда ты соседу чернила в рюкзак приоткрытые поставила и сосед за это тебя за капюшон куртки дёрнул и ты у лужи грохнулась? А папа дома был. Увидел тебя в слезах и рванул защищать. — Напомнила я ей.

— Так, он же должен нас защищать, а не её. Мы же его дети! — взволнованно сказала Оля.

— Сейчас у него сбиты приоритеты. И он защищает то, что рядом, — со вздохом сказала я, переведя взгляд на Олю.

— Но ведь тогда с чернилами, это же папа докопался до сути, — воскликнула Ира, отстраняясь от моих волос и вставая.

— И сейчас докопается. Верь. — Твёрдо сказала я ей.

Девочки должны не потерять окончательно веру в мужчин. Как бы ни было мне больно. Им нужно верить. Если бы я ещё сама бы верила в его благоразумие.

— Мне непонятно, почему он к её мнению прислушивается. Я поняла его горячность. Но, очевидно же, что она врёт, — задумчиво проговорила Оля.

— Это нам очевидно. У него информацию подаёт Наталья. — Ответила я ей.

— Но это же явная ложь! — Горячо воскликнула Оля.

— Мы прожили с ним вместе двадцать лет. И он привык. Привык прислушиваться к тому, что говорит женщина рядом. Привык доверять женщине рядом. А сейчас рядом Наталья. — Сказала я.

— И что? Неужели он не видит разницы? Он что? Ослеп? — Резко повернувшись ко мне спросила Оля.

— Когда он разберётся во всём, когда он всё поймёт, когда он вернётся, ты его простишь? — Спросила Ира.