Я даже слёзы со щёк не могу теперь вытереть сама.

В комнату заглянула Оля. Она всплеснула руками и подошла ко мне, укутала одеялом.

Девочки засуетились, помогли мне привести себя в порядок, переодели и перестелили кровать, переплели мне косу, обтёрли тело от пота, с двух сторон поддерживая пересадили на компьютерное кресло на колёсиках и так я доехала до туалета. Они непрерывно щебетали о чём-то. Только Оля иногда застывала на полуслове. Потом встряхивалась и, вздохнув, продолжала говорить.

Пока я спала, Александр заказал доставку кучи продуктов. Организовал врачей. Завтра утром ко мне придёт терапевт. У него расспрошу подробнее, что со мной.

Девчонки сварили лёгкий куриный супчик, и я немного поела.

Совсем взрослые уже девочки.

Они помогли мне принять таблетки и улечься, укутали в одеяло. И устроились рядом.

Птички мои.

Такие похожие и такие разные.

У Оли синяки под глазами на пол-лица. Не спала, похоже.

Я попросила их завтра забежать к деду. Нужно отнести продукты или готовую еду ему.

Я так поняла, девочки не ходили сегодня на учёбу. Это не правильно. Жизнь не должна останавливаться. Нельзя пропускать занятия.

Оля, вздохнув, сказала, что не будет больше заниматься танцами и что она уйдёт из труппы. И что она понимает, что подставляет труппу. Но она не может больше танцевать. Совсем.

Нужно искать психотерапевта для девочки. Поспрашивать у знакомых. Не прошло даром это приключение для моей нежной доченьки.

Ира принесла свой старый телефон и мы переставили мою симку из моего разбитого.

Сразу посыпались уведомления и смски.

От родителей и с работы и почти сотня от незнакомых номеров.

Надо разбираться, но сил нет.

Ко всему прочему на меня ещё наорал по телефону мой начальник. Что нужно было его предупредить. Что накануне большой проверки я повела себя не профессионально. И предупредил, что после больничного я должна написать заявление на увольнение по собственному желанию.

Сил спорить с ним не было.

Жизнь, отлаженная десятилетиями, разваливалась на отдельные куски с болью и потерями.

Ночью у меня вновь поднималась температура.

Вытащить таблетку из блистера с одной привязанной и неподвижной рукой и с замотанной по кончики пальцев второй рукой — ещё тот квест. После того как я добыла эту пилюльку и, разжевав сухим горлом, с трудом проглотила было уже не до стакана воды. Он стоял рядом, на тумбочке. Но как мне его поднять?

Отвратительная беспомощность.

Я редко болела. Несмотря на хрупкое телосложение, я всегда была деятельной, здоровой и полной сил. В юности я могла не спать сутки и нормально себя чувствовала при этом.

А теперь я полностью завишу от окружающих. И хотя я точно знаю, что девочки меня любят и с удовольствием помогут, но просить о помощи, почему-то, унизительно.

Непривычно.

И утро было сложным. Даже пижамные штанишки снять в туалете без посторонней помощи я не могу. Приходится просить и полагаться на близких.

Девочки решили, что сегодня со мной останется Оля, а Ира пойдёт в университет. Но я решительно это пресекла. Олька уже пропустила пару дней без справок и причин. А ей в этом году сдавать ЕГЭ. Объясняться с классной тоже никаких сил не хватит. Ничего не поправимого не случилось — продолжаем жить в прежнем режиме. До возвращения из школы как-нибудь доживу. Спать вон лягу. Всем: кыш, кыш, учится!

Девочки меня обтёрли от ночного пота, вновь переодели. И уложили в койку. Как же хочется помыться! И, представляю какой ужас сейчас у меня с волосами.

Хлопнула входная дверь, это Ира поехала в Университет. Оля убежала раньше. И тут я вспомнила, что ко мне должен прийти врач!

Как я ему открою?

Но, к счастью, Иришка вернулась.

— Мам, мы забыли про визит врача, — сказала она, закатывая глаза.

— Я только что с ужасом об этом думала. — Призналась я ей.

— Я подожду, пока он уйдёт, и пропущу первую пару. Потом перепишу лекцию. — Решительно проговорила Ира и вышла из комнаты.

Она вернулась буквально через несколько минут, неся в руках стакан с морсом.

Какое наслаждение — кислый клюквенный морс. Чуть с горчинкой, яркий. Он немножко щиплет язык. Омывает свежестью. Я и не догадывалась, как хочу, оказывается, пить.

Терапевт оказался пожилым, уставшим мужчиной. В очках и с чемоданчиком-саквояжем в руках. Я такой саквояж, помню, видела у своего деда. Кожаный, с потёртостями на сгибах.

Врач вымыл руки и осмотрел меня. Сильная простуда. Лёгкие чистые. Воспаления нет. Если бы не руки, можно было бы и не переживать.

Правая рука, которой я попала Наташке, похоже, и по зубам тоже, была в воспалённых царапинах. Сильный ушиб. И несколько дней руку поберечь — пальцами не шевелить. Царапины обрабатывать. Ланцету не снимать. Плечо после того, как спадёт отёк, разрабатывать помаленьку. Но две недели не шевелить.

Как же я жить-то буду?

Я уже прощалась с врачом и спросила как мне оплатить его визит. Но, оказалось, что всё уже оплачено. И он навестит меня через день. Назначил уколы. Это мы с девочками сами осилим. Наверное.

Не успели мы с Ирой проводить одного посетителя, как пришёл ещё один.

Александр.

С цветами.

С ромашками.

Красиво. И пахнет свежестью. И немного горечью.

Иришка стрельнула на него хитрым глазом, принесла вазу для цветов с водой и, чмокнув меня в щеку, побежала на учёбу.

— Поговорим? — Предложила я.

— Поговорим, — со вздохом согласился Александр Михайлович, усаживаясь на стул рядом с кроватью.

— Я тебя впервые увидел в лесу около крошечной речушки. Ты сидела боком на поваленном дереве, в светлом сарафане. Одной ногой, аккуратно трогала воду. Крошечной белой ножкой. Такой нежной и такой маленькой. И разбирала руками свои волосы. Солнце просвечивало сквозь них, создавая размытый и нереальный силуэт. Ты была вся пронизана этими лучами. Как нимфа. Словно виде́ние. Златовласка, — задумчиво начал говорить Александр, улыбаясь своим воспоминаниям.

— Я помню, вы называли меня так. И меня возмущало. Казалось, что меня не воспринимают всерьёз, — улыбнулась я в ответ.

— Серёга говорил тебе что-то, а ты трогала ножкой воду и смеялась в ответ. Я не сразу сообразил, что ты, и есть Серёгина жена. Совершенно не вязался твой образ с той женщиной, о которой рассказывал Сергей. Я представлял его жену другой. Не такой ослепительной, — проговорил мой посетитель.