«всегда была рядом, никогда не предавала»

Но ответа нет, а Ксюше очень нужен ответ, и она идет ва-банк:

«Знаешь, а на себя посмотри. Воруешь из папиного бизнеса. Ты рад всем поднасрать, кто к тебе близко. Скоро и Е. Р.-Р. это достанет, вот увидишь».

Смелый ход. Отчаянный. После этого — входящий звонок Д. Они говорят одну минуту сорок девять секунд. После звонка Ксюша берет лист А4 и пишет на нем:

«Милый папа, я одна во всем виновата. Дибок спланировал все с самого начала, а я привела его в твой бизнес. Жить, зная, что из-за меня разрушено твое дело и что человек, которого я любила, — тот, кто отнял все у моей семьи, я не могу и не хочу. Прощай.

Мама, прости меня. Я не стоила твоей любви и не оправдала ожиданий.

Ксения. 25 января, 4:49 утра».

Она прикрепляет лист магнитом на металлической раме зеркала в прихожей. Включает во всей квартире свет. Оставляет дверь нараспашку, а чтобы ветром не закрыло, подставляет стул. Поднимается с восемнадцатого этажа на двадцать пятый, выходит на балкон лестницы и прыгает вниз.

Трудно поверить, но спустя час, в момент приезда скорой, она была еще в сознании. Работяги из соседнего подъезда, собираясь на смену, услышали стоны из обледенелых кустов за дорожкой. Думали, замерзает пьяный, но увидели кровь и вызвали полицию и медиков. Я запретил себе представлять, как больно ей было и что она испытывала в этот последний час своей жизни.

26

Досказать осталось немного. В тот день я узнал не только о смерти Ксении, но и о том, что Петр, Али и супруги Э. с юристами создали параллельную структуру, переписали на себя здание и бизнес и создали новую компанию, в которой меня не было. Собственно, у нас с женой осталась только машина, недостроенная дача, единственная квартира в Москве и небольшие личные сбережения. Мы прожили в Москве еще полгода. За это время прошли школу приемных родителей и усыновили двух мальчиков — Луку и Филиппа. Затем продали собственность в России и обосновались здесь, в Умбрии.

Разумеется, никакие бизнес-схемы с купонами и скидками не были интересны тем, кто меня выставил. Бизнес сменил направление, название и в сущности стал чем-то совсем другим, что, в свою очередь, не интересует меня — до того, что я даже и перестал следить за этими людьми.

Трудно поверить, но я не знаю даже, как там Дибок. Его последние следы в соцсетях датируются 2014 годом — фото с какого-то морозного патриотического праздника, флажки, рупоры, слезы на ветру — и далее ничего. Жив этот человек или мертв, в его случае разница невелика.

27

На стене комнаты Фили полоска света от фонаря, который погаснет в полночь. Рабочие за окном отвозят тачки с инструментами в сарай.

— Папа, Мальвина выживет?

— Скорее всего, — отвечаю я. — Андреа пишет, операция прошла успешно.

— А ей пришили обратно ту голову, что была, или заменили на новую?

— Пришили человеческую, — уверяю я. — Теперь собака станет говорящей и будет рекламировать наш отдых.

Филя смеется. Через какое-то время говорит:

— А вот в какой профессии надо быть самым добрым?

— Хм, — говорю я. — Даже и не знаю. Добрым всегда, наверное, быть неплохо. Но это не профессиональное качество. Это человеческое.

— А злые люди, они что, не стали человеками?

— Хм-хм, — говорю я. — Даже и не знаю, что тебе сказать, Филя. Это сложный вопрос.

— Ну, я-то точно человек, — говорит Филя с уверенностью. — Потому что ты человек и мама человек, — он вытягивает вверх обе свои руки, смотрит на них и осторожно трогает себя за нос.

Вот и дописана моя история. И теперь, когда я ее дописал, все как бы двоится. Иногда я вижу ее смысл, а иногда нет. Он то явлен, то скрыт от меня, как Монте Субазио за окном. Но даже когда тучи закрывают гору, я почти уверен, что она там.

Чувак

1

— Ну ладно, — говорит психотерапиня, — значит, помощь другим и творчество. Про помощь другим мы поговорили и выяснили, что ее в вашей жизни вполне достаточно. А как насчет творчества?

Сначала мы с Петером пришли на семейную, чтобы не разводиться. Психотерапевт оказался такой дурак, что мы не развелись чисто из принципа. Теперь у нас все хорошо. А на личную терапию я пришла, потому что поняла, что мой смысл жизни где-то завалялся. Как телефончик в захламленной комнате: пищит где-то и разряжается, а где именно — поди найди. Моя психотерапиня добрая и совестливая. А умная или нет, никогда не показывает. Это значит, что умная.

— Насчет творчества, — говорю, — мне нужен какой-то важный резон. Причина, чтобы творить. Я не хочу, чтобы это была просто арт-терапия или какое-то рукоделие.

— Чего плохого в рукоделии? — возмущается фрау шринк. — Это почтеннейшее занятие, сакральный смысл которого возвращен нам феминизмом.

— Ну, я не совсем то хотела сказать. Я имею в виду, мне хочется сделать что-то важное не только для себя. Тогда будет смысл. Рассказать важную историю.

— Вымышленную? — спрашивает фрау шринк.

— Лучше реальную. Вымышленную мне не придумать.

— Отлично, — говорит психотерапиня, — вам задание: к следующему разу расскажите мне реальную историю для вашей книжки. Важную историю, которая должна быть рассказана. Которая нужна вам и другим, всему человечеству, всем людям.

Иду в сторону детского садика и думаю: кто мог бы стать героем моей истории? Петер годится для мюзикла или стендапа. Я сама —