Принимаю сидячее положение, озираюсь по сторонам.

Я нахожусь в большой комнате, перегороженной стеклянной стеной, и с одного взгляда понято, что стекло армированное и пулестойкое. Дверь — двойная, типа шлюза. В комнате только стол и два стула, а за стеклом…

— Привет, Владислав, — спокойно сказала женщина лет сорока, в очках и деловом костюме. — Как самочувствие?

Рядом с ней еще двое, тоже в костюмах, один тощий, другой толстый. Один с планшетом, другой с блокнотом. И нет, наверное, это не итальянская мафия, потому что тощий — японец.

Я встал, подвигал плечами и шеей — вроде, ничего не сломано, а мелкие побои уже зажили. Перешагнул через стенку контейнера и сел на стул.

— Нужно что-нибудь? Еда, напитки, медикаменты? — попыталась продолжать знакомство «очкастая».

Я развернул кресло так, чтобы сидеть к ней профилем, забросил ноги на стол и попытался задремать: да, это надолго. Эти, видимо, будут поумнее дона Луиджи, и их не поджимает время, а стекло мне, судя по всему, не пробить.

Интервью со стригоем

— Владислав, с чем связано твое нежелание общаться? — не унималась женщина.

Я мысленно проанализировал некоторые моменты: это явно правительственная организация. Они обустроили засаду возле моего дома с участием кучи народа, там были десятки людей. Если речь о внучке дона, то она вломилась в мой дом с намерением убить меня и смотаться до приезда полиции, это все просто.

Но вот эти ребята должны были меня взять живым и увезти. То есть, не получится такое провернуть под носом у копов, а значит, у них на копов должна быть управа. Например, особые полномочия.

Да, вот это уже всерьез. Мое существование больше не секрет, потому что информация уже полетела по проводам во все стороны — в Вашингтон, в ФБР, в АНБ, в ЦРУ или хрен знает куда еще. И даже если я перебью всех, кто участвовал в моей поимке, это все равно не поможет, заставить мир забыть о моем существовании уже не получится. То есть, даже если я выберусь отсюда — скрываться далее будет куда сложнее, чем раньше. При этом я все еще не понимаю, как они на меня вышли. Слил информацию крот из «семьи»? Да нет, несерьезно. Если информатор заявит о вампире — ну кто ж ему поверит?

— … Владислав?

Ладно, придется с ней пообщаться, чтобы как-то выведать, каким именно образом они на меня вышли. Хотя я себя не обманываю: мне вряд ли удастся от них сбежать.

Чуть поворачиваю голову:

— Ну?

— Наконец-то. У нас к тебе важный разговор, но ты, наверное, и сам это понял.

— Зачем?

Это ставит ее в тупик:

— Что — зачем?

— Зачем мне с вами общаться? У нас нет тем, интересных одновременно и вам, и мне.

Тут впервые подал голос упитанный:

— Владислав, а тебя сейчас совершенно ничто не беспокоит?

Интересно он формулирует вопрос «ты что, совсем не боишься?»…

— А должно? Когда-то это должно было случиться. Вы выиграли, мы проиграли. Рано или поздно все должно было прийти вот к этому.

— Мы? — переспросил тощий.

— Мы. Я и мне подобные. Мы уже давно проиграли борьбу за выживание, тысячи лет назад. Это была игра в одни ворота, по сути, мы слишком сильно поддавались и теперь я — последний. Так что не вижу смысла о чем-то договариваться, давайте переходить сразу к следующему пункту.

— Погоди, Владислав, — сказала женщина. — Ты имеешь в виду, что являешься представителем вида, отличного от человеческого, и никогда не был человеком?

— Именно. Надеюсь, теперь вы не станете просить у меня вечной жизни? А то за последние три тысячи лет меня этой просьбой малость подзадолбали.

Женщина повернулась к пухлому и с ноткой самодовольства произнесла:

— Ну и кто был прав?

Вот тут уже я удивился.

— Так ты наперед об этом догадалась? Но откуда⁈

Она улыбнулась:

— А, так тебе все-таки что-то нужно, пусть даже всего лишь ответ на этот вопрос. Чем не повод для диалога?

Я вздохнул.

— Не вижу смысла все равно. На свете нет и никогда не было ничего более жалкого, чем хищник, пытающийся договориться с едой. Это унизительно. А с вашей стороны еще и очень глупо, ведь вы же должны понимать, что как только нас не будет разделять бронестекло — все предыдущие договоры утратят силу.

— Вполне резонно, — сказала женщина.

Она встала, взяла со стола папку, подошла к двойной двери и своей ид-картой отперла магнитный замок.

— Мне кажется, это плохая идея, — забеспокоился толстый.

— Посмотрим, — сказала та.

Как только внешняя дверь за ней закрылась, она открыла внутреннюю и вошла внутрь, к моему удивлению.

— Ты, должно быть, кастрировала Чака Норриса, — сказал я.

— М-м-м… не поняла?

— Где еще ты могла достать пару настолько крепких яиц, чтобы добровольно войти в клетку к хищнику-людоеду? Есть еще вариант со слабоумием, но если ты догадалась каким-то образом, кто я такой, то это не тот вариант.

Она подошла к столу, положила свою папку и села напротив.

— Да нет, Чак Норрис в полном порядке. У тебя дома холодильник забит мясом, и это все свинина и говядина. Еще ты ходишь в школу днем и встречаешься с кучей девушек вечерами, то есть всегда на виду. С того времени, как ты появился в этом городе, ни тут, ни в округе не пропадали люди. Ты не ешь человечину, Владислав, и сам намного человечнее, чем пытаешься казаться.

Я усмехнулся.

— Я кажусь тебе человечнее, чем я есть. Мимикрия во всей своей красе. Мои предки миллионы лет приспосабливались к тому, чтобы притворяться твоими предками и охотиться на них, и я сам достиг в этом вершин мастерства. Просто относительно недавно вы придумали деньги и мясные лавки, это сделало охоту гораздо менее рациональным способом добычи пропитания.

— А разве это не есть критерий человечности и цивилизованности? — улыбнулась она. — В общем, меня зовут Ева Леринц, и теперь, когда нас не разделяет бронестекло, мы можем поговорить о важных вещах?

— Смотря о каких именно. И все же, как вы меня нашли? Навела мафия?

Ева кивнула:

— Вроде того, хоть и не прямо. У нас свои люди среди судмедэкспертов по всей стране,